Билеты куплены за неделю до вылета. Билет, это всегда дверь. Приоткрытая, таинственная, манящая… Неважно куда, в Колывань или на Соломоновы острова. Дверь, за которой шум волн и игра ветра на вершинах гор. Одни отворяют и врываются сразу, радостно принимая все новое, другие долго топчутся на пороге и осторожно, с опаской, но все же переступают его, чтобы навсегда влюбиться в новую жизнь, а третьи так всю жизнь и остаются за порогом, по разным причинам, мне неведомым и непонятным. Я отношусь к первой категории. Путешествовать — это нормально, это обновляться, это пробовать жизнь на вкус, долго, как дорогое вино, как долгожданный, заветный предвкушаемый секс. Можно путешествовать даже внутри себя, представляя и складывая маршруты, ощущая запах незнакомой пока земли. У каждого места есть свой аромат. А мысли материальны. И не нужно бояться своих желаний.
Я не была здесь восемь лет. Наверное, странно для путешествующего не быть в Москве столь долго. Мои пути лежали через другие города и страны, и на столицу я смотрела буквально дикими глазами. Я долго была там, где мало людей, и в первое время пугалась толп. После неудобного самолета аэроэкспресс был спасением. Хотя нет, самолет обычный и даже очень комфортный, наверное, это я неудобная для самолета — длинные ноги и неумение долго сидеть на пятой точке. Я привыкла ходить, бегать, забираться куда-нибудь, а тут четыре часа в состоянии анабиоза, организм против. В общем, возрадовавшись аэроэкспрессу я отправилась на Павелецкий. Воздух московского метро почему-то успокоил и вернул в прошлое. Маленькая дочь, вокзал, небольшая деревенька в Подмосковье, опавшие листья, дубовая роща. Дочери двадцать четыре, она знает в совершенстве итальянский, окончила два университета, преподает, невероятно красива и умна, живет в Москве. В той самой Москве, которая помнит ее коляску в метро. Дочь лучше, чем я. У нее есть младшая сестра. Мудрая младшая сестра, взрослый человек шестнадцати лет. Мое второе «я», и она тоже лучше меня.
Младшая на Павелецком, снося всех, бежит обниматься. Идем! Я, как дикое животное, попавшее в незнакомый мир. Я пытаюсь сначала спрятаться и оттуда, из укрытия, примерить этот мир на себя, осторожно, но без страха. Москва первые два дня была Москвой из окон сталинской пятиэтажки. С соседнего балкона приветливо улыбнулась какая-то древняя бабуля. Подумала: и вовсе москвичи не снобы. Впоследствии выяснится, что старушка улыбается всем и немного не в себе. Ничего. Я тоже немного того, поэтому улыбаюсь в ответ и желаю доброго утра. В окно пятиэтажки будто врывается современный тридцатиэтажный гигант. Гиганту старушка не улыбается, она его не любит и машет на него рукой — уходи! Гигант не уйдет, уйдет старушка. Цивилизация всегда убивала культуру.
Чувствую себя на краю водоворота, мощного, шумящего. Стоит выйти из сталинки, хранилища прошлого, и я окунусь в эту сильную, затягивающую машину, где все движется в едином, поразительно слаженном алгоритме. И я стану частью этого алгоритма. Это ни плохо, ни хорошо — это закономерно. Выбиться из алгоритма можно, только выскочив в какой-нибудь парк или одинокий переулок.
Вхожу в метро. Буквально втягиваюсь, как алгоритм. Вихрь подхватывает, и я уже не целое, я часть. И, честно, мне приятно быть этой частью. Скорость мне знакома — скорость Сайгона, Гонконга, Пекина. Сумасшедший огромный конвейер под названием мегаполис. Запахи духов, фонтанов, кофе, метанола. Визг тормозов за спиной. Бесконечные разговоры людей, гаджеты, чищеные ботинки, языки, от английского до эфиопского. Опять чистые и новые ботинки. Вся Москва, как эти ботинки, чистая и новая. Разная. Цветная и монохромная. Она для всех и ни для кого. Как дива с обложки глянцевого журнала. Блеск — для всех, прыщи для избранных.
Душа Москвы — это когда в пять утра на пустой набережной, где туман и никого, я шепчу: «Здравствуй». Здесь уживаются удача и разочарование, случайность, за которой закономерность. Здесь можно обрести многое и многое потерять. Город игроков и азартных людей, для которых ощущение лезвия под ногами — повод жить и двигаться. Чувствуешь, значит живешь. Именно поэтому много людей в кофтах с капюшонами на глаза — защита. Москва — лавина. И, вдоволь получив от нее драйва, хочется укрыться хотя бы капюшоном, сидя в метро. И заткнув уши музыкой или ненавязчивой книгой.
Мне нравится среда Москвы. Для меня она пока не агрессивная, я умею адаптироваться и сопротивляться. Если нужно, я умею сливаться с городом. С каким-то легче, с каким-то тяжелее и не сразу. Самым сложным в этом плане пока был вьетнамский Дананг. Потом выяснила — во время авианалетов ВВС США ему досталось больше всех. Пожалела город, поняла его, и сразу все срослось. Города, как люди, со своими судьбами, голосами, лицами и запахами. Москва манит и отторгает. Стервозная дамочка. Игра у нее такая, все на контрастах. Шоковая терапия, зато на месте не замрешь. Будоражит. По части «охладиться» — это в Зарядье, в Сокольники, чтобы не забывать, что листья под ногами шуршат не хуже денег, а жизнь иногда выходит за границы понимания. В семь утра в метро вихревый поток, который закручивает, все на своем пути, смешивая в одной общей центрифуге, имя которой — деньги! Я не говорю о помешательстве всех москвичей на материальном, каждая личность уникальна, я говорю об общем среднем коэффициенте, который у жителей столицы повышен по отношению к тем же петербуржцам или сибирякам, к примеру. Нам этого не понять! Мы не живем в Москве и не являемся ее каждодневным компонентом, так же, как и она не является нашим. Другим городам не догнать Москву. Никогда. И не нужно. Иначе земля налетит на небесную ось.
Я в Третьяковку! Это кажется банальным. Я не просто в Третьяковку, я к Врубелю и к Васнецову. Я врубелезависимая. Я хочу мороз по коже, когда «Демон сидящий». Я хочу глаза «Царевны — лебедь» и грань, когда человек сбрасывает кожу, обнажая сущность. Я хочу, чтобы кровь была холодной, когда «Аленушка» Васнецова… Вся Москва — это грань. Закольцованная, делящаяся на «внутри» и «за». И эта грань четко обозначена вербально и невербально. Вербально — транспортными кольцами и МКАДом. Невербально — своими московскими «Бронксами» и «Беверли хиллсами». Еду в Бронкс по-московски — это «Теплый стан». Не совсем Бронкс, конечно, но приближенный, легкий такой. В тяжелый я пока не хочу. Тяжелый — это Южное Бутово, к примеру. Я выросла в таком же «Бронксе», только в Новосибирске, и это уже отлично, потому что там можно и вообще не вырасти…
В «Теплом стане» живет приятельница, Вьетнам объединил. Носимся с ней по одному ТЦ в поисках работающего отделения банка. Система зависла у всех. Возле приемных пунктов группки «правоверных», и они не говорят по-русски. Английский здесь бесполезен. Хочешь в отделение банка в «Теплом стане» операционистом — учи таджикский, киргизский. Суахили еще прихвати. А там пойдет! Так можно и до переводчика в консульстве дорасти! Москва — это ведь большая лотерея в конце концов, согласно режиссеру Меньшову. Мы с приятельницей тоже зависли, и я решила отпоить ее кофе как жертву межнациональной и межбанковской системы. Капучино стал бальзамом для души, а грибной суп закрепил целительные свойства.
Напряженность спала. Отвожу взгляд в окно. Дождь лупит со всей силы. Москва ждала влаги, пересохла и выгорела на солнце. Под крышей одного из киосков почти врубелевский сидящий демон. В натуральную величину и с сигаретой в зубах. И даже трико «Адидас» цвета марокканской ночи. И руки в замок. Это на языке психологов означает замкнутую натуру. Шлепанцы только не по Врубелю, китайские. И лысый, тоже не согласно образу. Но это уже влияние социума. А так вполне соответствует. Взгляд тяжелей, чем у врубелевского. Верно, ведь подлинный-то не жил в «Теплом стане». Камни такие же неживые. Еще и цементом залитые. Фонарь под глазом оттенков, что и Врубелю не снились. Образ усилен Тамарой, торгующей огромными сиреневыми трусами и лифчиками, в которых можно упрятать все мужское население Москвы. Поеду на набережную, там велосипеды дают… Охладиться за одним.
Систему велосипедную в столице придумали отменную. Купи абонемент и кати, куда нужно — вернешь велик на стоянку в другой точке. Точек по Москве хватает. И вообще Москва красива, богата. Мэра Собянина здесь очень ценят и дорожат им. Ушли кривые дороги и грязные улицы, уже не стыдно! Вообще крут тот мэр, с которым не стыдно за среду проживания.
Я наматываю километраж по красивой, теплой, величавой и кипучей. Я встречаюсь с друзьями, сижу на древних камнях Красной площади и чувствую Москву… пятой точкой. Хорошую и плохую Москву. Я влюбляюсь… Но после такого «горячо-холодно» хочется просто холодно. Поэтому еду в Петербург. Там Нева-синева, дожди, мрачно, сыро и торжественно…
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML