Первая статья цикла новосибирского публициста и политика Дмитрия Холявченко была посвящена краткой истории формирования Европейского союза и основным проблемам европейской политики. Второй текст — это обзор главных вызовов, оказавших влияние на выборы в Европарламент.
Первый вызов — это европейский сепаратизм. Исторически он был одним из основных факторов политики на континенте — это и распад империй после Первой мировой войны, и классический этнонационализм, который в зависимости от ситуации обрамлялся в социально-экономические, национально-культурные и политико-административные рамки. Но современный сепаратизм возник, на мой взгляд, менее 40 лет назад в северной Италии, и его рождение напрямую связано с именем Умберто Босси и движением «Лига Севера».
Италия
Умберто Босси — это бывший коммунист, который родился на северо-западе Ломбардии — самой богатой и влиятельной области Италии, и к концу 1970-х годов пришел к ценностям североитальянского автономизма. В начале 1980-х он воссоздал Ломбардскую лигу, которая не без некоторого успеха стала участвовать в региональной и республиканской политике, стала примером и образцом для создания аналогичных лиг в других областях Северной Италии. В 1991 году эти лиги слились в «Лигу Севера», которая сделала основной своей задачей независимость Падании — североитальянских областей. Умберто Босси резко критиковал унитарный характер Италии, коррупцию, мафию, несправедливое перераспределение средств в пользу бедных южных областей и позволял себе фразы типа «У нас в Милане говорят, что Африка начинается в Риме».
В результате операции «Чистые руки» в 1992 году в Италии прекратили свое существование все старые партии, и «Лига Севера», всерьез работавшая с населением и малым бизнесом Северной Италии, имеющая четкое позиционирование, идеологию и символику (солнце Альп и статуя Альберто да Джуссано в Линьяно), заняла нишу ключевой правоцентристской, евроскептической партии на севере. Евроскептицизм «Лиги Севера» издания 1990-х годов — это протест против общеевропейских субсидий, особенно сельскохозяйственных, крупнейшим получателем которых в то время была Италия южнее линии Меццоджорно.
Концепция «Лиги Севера» про «ленивый Юг» и «трудолюбивый Север», которая подтверждалась двукратной разницей в показателях ВРП на душу населения и уровнем жизни между Ломбардией, Пьемонтом, Венето и Эмилия-Романьей (с одной стороны) и Сицилией, Апулией, Кампаньей и Калабрией (с другой) находила большую поддержку у широких кругов населения. Восемь северных областей, бывшие на раннем этапе сферой влияния «Лиги Севера», — это 40% территории, 46% населения, 56% экономики. Но Южная Италия, которая занимает 41% территории, концентрирует 34% населения и формирует только 23% экономики, получала заметно большую долю государственных и общеевропейских субсидий.
В 1990-е годы «Лига Севера» устраивала референдум о независимости Падании, в котором принимала участие пятая часть избирателей на севере Италии, выборы в теневой парламент Падании в Мантуе, многочисленные акции, когда десятки тысяч людей становились живыми цепями вдоль дорог и реки По от истоков до устья. Однако именно выборы в Европарламент 1999 года, когда «Лига Севера» провалилась, спровоцировала Умберто Босси скорректировать партийную идеологию от требований независимости к формированию полноценного федерализма. Все современные федералистские реформы в Италии были проведены под давлением «Лиги Севера» в рамках коалиционного правительства Сильвио Берлускони.
Именно этот успех и яркие компании «Лиги» стали в той или иной степени примером для других сепаратистских движений в Евросоюзе. Применительно к последним выборам в Европарламент необходимо обязательно рассмотреть два примера — это референдумы о независимости Шотландии и Каталонии.
Великобритания
Референдум о независимости Шотландии от Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии состоялся вскоре после выборов в Европарламент в 2014 году. Однако заявлен он был раньше — после выборов в шотландский парламент 2011 года, когда уверенную победу одержала Шотландская национальная партия. Исторически это была социалистическая партия, выступавшая против милитаризации и ядерной энергетики, за национализацию нефтяной промышленности. Но в XXI веке она стала более широкой по идеологическому спектру и подняла знамя независимости Шотландии от Соединенного королевства. Подобная идеологическая позиция, базирующаяся на ценностях перераспределения ренты с добывающейся на шотландском шельфе Северного моря нефти, связана в первую очередь с многолетним лидером партии Алеком Сэлмондом, который и довел идею референдума до реализации.
В результате референдума при фантастической явке в 84,5% за независимость Шотландии проголосовали почти 45% избирателей, что совпадает с количеством голосов, которое обычно отдают на выборах в шотландский парламент за Шотландскую национальную партию. Референдум был проигран практически во всех районах страны, кроме экономической столицы Глазго (с пригородами) и города Данди. В качестве реакции на референдум следует отметить признание всеми сторонами итогов референдума, готовность правительства Соединенного королевства и дальше расширять полномочия Шотландии и ее парламента, констатация всеми сторонами безусловно демократический характер прямого волеизъявления граждан. Однако ситуация осложнилась после референдума о выходе Соединенного королевства из Европейского союза в 2016 году.
Испания
Референдум о независимости Каталонии, который состоялся в 2015 года, во многом опирался на шотландский опыт. Однако базировался на своей собственной истории борьбы за права региона в рамках Испании.
Исторически Испания окончательно сформировалась как единая страна в XV веке после слияния королевств Арагон и Леон и Кастилия. Но и они изначально состояли из различных по языку, уровню развития и применяемым правовым нормам территорий. Для всей истории испанских регионов вплоть до начала XX века была характерна борьба за фуэрос — особые права тех или иных территорий в рамках единой монархии. И эти особенности сохранились и в прошлом веке, достигнув максимального накала в рамках Гражданской войны.
Режим Франко пытался унифицировать правовую систему и построить унитарное государство, что в отдельные периоды и было главной причиной напряжения и оппозиционной борьбы. После смерти каудильо в 1975 году Испания пошла по пути фактической федерализации и сформировала 17 автономных сообществ, три из которых (Каталония, Валенсия и Балеарские острова) населены преимущественно каталонцами, два (Страна Басков и Наварра) — басками, а еще одно (Галисия) — галисийцами. На этих территориях население говорит в основном не на испанском языке. И только 11 оставшихся автономных сообществ и два автономных города — испанские. Также часть этнических испанцев говорят не на испанском, а на совершенно других языках. Так, население Астурии и часть населения Старой Кастилии говорит не на испанском (кастильском), а на астуро-леонском языке, а горные комарки Арагона — на арагонском.
Каталония в этом пространстве выделяется особенно. Во-первых, это территория, на которой подавляющая часть населения говорит на каталанском языке, который гораздо ближе к южнофранцузским (окситанским) и к североитальянским (галло-итальянским) языкам, чем к испанскому. Во-вторых, Каталония исторически была автономным графством в рамках королевства Арагон, пользовалась особыми правами, а Барселона была крупнейшим экономическим и культурным центром востока Испании. В-третьих, занимая всего 6,3% территории страны, она концентрирует 16% ее населения и 19% экономики. По душевым показателям ВРП Каталония уступает в Испании только двум баскским автономным сообществам — Эускади и Наварре и Мадриду, обгоняя при этом все населенные этническими испанцами территории, кроме Мадрида. Некоторые — в 1,5−1,7 раза.
Занимая всего 6,3% территории Испании, Каталония концентрирует 16% ее населения и 19% экономики
Особенности испанского псевдофедерализма заключаются в том, что по факту не все автономные сообщества равны между собой перед испанским правительством, а очень многие вопросы, касающиеся, прежде всего, распределения налогов, определяются отдельными соглашениями, являющимися аналогом российского федерального договора 90-х годов. Каталония за 1980−2000-е годы добилась одной из самых лучших в Испании пропорций распределения налогов, однако (в отличие, скажем, от Страны Басков и Наварры, где автономное сообщество само собирает налоги и просто перечисляет в испанский бюджет фиксированную сумму) зависит в решении этого вопроса от текущей общеиспанской политики.
В Каталонии сложилась своя — в крайней степени отличная от остальной Испании — политика, лишь в малой части повторяющая общеиспанские тренды. Так, там есть свои национальные консервативные, либеральные и социал-демократические партии, которые действуют только на территории региона и (вне зависимости от идеологической позиции) в первую очередь лоббируют интересы Каталонии перед правительством.
В последнее десятилетие в Каталонии нарастает движение за независимость от Испании при обязательном сохранении членства в Евросоюзе. С 2012 года в автономном сообществе проходили миллионные демонстрации. В 2013-м парламентом Каталонии была провозглашена декларация о суверенитете как субъекта в составе Испании. Первая попытка провести референдум о независимости страны была в 2014 году, но по соглашению парламента Испании и Женералитета (правительства) Каталонии проект был заморожен. В 2015 году проходят внеочередные выборы в парламент, где три партии — сторонники независимости получили 83 места из 135, а унионисты — 52 места.
После этого на 9 июня 2017 года был назначен референдум о независимости Каталонии. Испанское правительство и полиция препятствовали его проведению. В итоге при явке в 43% более 90% пришедших на участки проголосовали за независимость. Попытка провозгласить независимость, опираясь на итоги референдума, привели к прямому вмешательству испанского правительства, приостановке суверенитета и назначению на декабрь 2017-го досрочных выборов. В итоге сторонники независимости получили 70 мест, унионисты — 57, а сторонники повторного референдума — 8. К лету 2018-го прямое управление испанского правительства в Каталонии было ликвидировано, но идея независимости не исчезла.
Вторым серьезным вызовом стал европейский миграционный кризис 2015 года, ставший крупнейшим после Второй мировой войны. Если в 2013-м в Евросоюз прибыло 550 тыс. беженцев, а в 2014 — 780 тыс., то в 2015 году — уже более 1,3 млн. Причем, более 500 тыс. — из Сирии и Ирака, а более 250 тыс. — из Афганистана. Еще 22 тыс. человек погибли, пересекая Средиземное море. В 2016 году общее количество беженцев также вплотную приблизилось к 1,3 млн и только в 2017 снизилось в два раза, но все-таки во много раз превышало показатели 2010−2012 годов.
Более трети всех беженцев приняла Германия. Еще по 10−11% - Франция, Италия и Швеция. Самая большая нагрузка пропорционально численности населения пришлась на Венгрию (ее население увеличилось на 1,8%) и на Швецию (почти на 1%). Кризис не только вызвал логистические и гуманитарные сложности для стран Евросоюза, но и нанес очень серьезный идеологический удар по многим сегментам европейской политики. Вопросы иноязычной и инокультурной среды, ценности мультикультурного общества, система социальной защиты, проблемы рынка труда, национальных гетто, безопасности на улицах вдруг стали актуальными в реальности, а не в теории.
Таким образом, миграция стала одним из основных политических, экономических, социальных и культурных факторов существования и развития Европейского союза. Сейчас для всех его членов, кроме Польши, Румынии, Болгарии и стран Балтии, характерно положительное сальдо миграции. Вообще на Европейский союз приходится почти четверть всех мигрантов в мире.
Что касается непосредственно доли мигрантов в населении страны, то уже на 2015 год безусловным лидером в Евросоюзе был Люксембург, где почти половина населения родилась за границей. Этот же показатель для Швеции, Кипра, Эстонии, Ирландии и Австрии в том же году составил 15−20%, для Германии, Латвии, Соединенного королевства, Бельгии, Испании, Словении, Франции, Нидерландов и Греции — 10−15%. То есть больше половины членов Евросоюза имеют очень высокий уровень мигрантов. Для таких стран, как Дания, Италия, Мальта, Португалия и Финляндия доля людей в населении, рожденных за границей, в 2015 году находилась на уровне от 5% до 10%. Этот уровень сопоставим с Россией. Литва, Венгрия, Чехия, Словакия — 2−5%, Польша и Болгария — 1−2%. И лишь в Румынии доля мигрантов не превышала 1% населения.
В среднем доля иммигрантов в населении Европы недавно превысила 10%. Но при этом надо иметь в виду, что еще в 2010 году треть мигрантов в странах Евросоюза была из других стран-членов, что связано в первую очередь с результатом политики ЕС по свободному перемещению труда. Из стран Евросоюза особенно много за пределами страны своего рождения живет уроженцев Португалии, Хорватии, Литвы, Ирландии, Румынии, Латвии, Болгарии, Кипра, Эстонии и Польши.
Однако проблема миграции для многих политических сил в Европе строится не только на основании этнического или расового отличия мигрантов от другого населения. В последние десятилетия обостряется отношение к росту доли мусульманского населения в странах Евросоюза. Особенность Европы в том, что за исключением Болгарии (11% населения) и Кипра (25%), где есть заметная доля коренного мусульманского населения, во всех остальных странах большинство исповедующих ислам — это мигранты первого, второго или третьего поколения. Для большинства членов Евросоюза доля мусульман составляет от 5% до 10%. Лишь в Италии, Словении, Люксембурге, Финляндии и Испании — от 2% до 5%, а в Хорватии и Ирландии — от 1% до 2%. Кроме исламской миграции существует также индуистская, буддистская и сикхская. Так, например, в Соединенном королевстве более 3% населения принадлежат к этим религиям.
Третьим серьезным вызовом стал референдум 26 июня 2016 года о выходе Соединенного королевства из Евросоюза. Вопреки мнению многих экспертов, это не сиюминутное явление, связанное с реакцией на евробюрократию и миграционный кризис, а проблема, корни которой лежат в истории интеграции Британии в европейский общий рынок. Давайте попробуем рассмотреть этот вопрос подробнее.
После Второй мировой войны Соединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии, бывшее в то время метрополией огромной Британской империи, оказалось в очень сложном положении. По сути, это была единственная страна, которая провела в состоянии реальной войны все шесть полных лет Второй мировой с сентября 1939 по сентябрь 1945 года. При этом многие забывают, что британские войска воевали не только в Европе и Северной Африке, но и в Индии и Юго-Восточной Азии с Японией.
Кроме того, Британия — особенно в 1940—1941 годах — пережила фантастические по масштабам бомбардировки городов, которые сравнимы только с ответными бомбардировками германских городов союзниками в конце войны. Каждую ночь в небо поднимались тысячи самолетов Люфтваффе, и в итоге все крупнейшие города Британии, включая Лондон, были разрушены более чем наполовину. Так, для сравнения, если в СССР в городах было разрушено 1,2 млн жилых домов, в сельской местности — 3,5 млн, а еще около 300 тыс. административных зданий в городах и в сельской местности, то в Соединенном королевстве в городах было разрушено около 2,5 млн. зданий.
Британская империя была крупнейшим получателем ресурсов, вооружения и боеприпасов от США как по программе ленд-лиза, так и по коммерческим закупкам, которые осуществлялись на заемные средства. После Второй мировой войны Соединенные Штаты списали Британии подавляющую часть военного долга. Однако уже в 1946—1949 годах правительство сформировало огромный внешний долг, связанный, прежде всего, с необходимостью восстановления разрушенной и национализированной инфраструктуры и финансированием первых послевоенных отопительных сезонов. Следующие полвека именно выплата этого долга стала одной из важнейших задач государственного управления Соединенного королевства.
Дополнительной нагрузкой для Британии стали после войны колонии, некоторые из которых тоже пострадали от войны и японской оккупации. Именно поэтому и лейбористское правительство Клемента Эттли (1945−1951), и консервативное Уинстона Черчилля (1951−1955) занимаются целенаправленным демонтажем колониальной системы, сопровождающимся постепенным сокращением вооруженных сил, морского флота и пунктов их базирования во всем мире.
Уход, иногда спешный, из колоний сопровождался массовой эмиграцией в метрополию — начиная с британских чиновников, их семей и тех групп населения, которые были тесно связаны с империей, и заканчивая массой людей, которые просто бежали от ухудшения уровня жизни, гражданских войн и погромов, которые сразу же начались в новых независимых государствах. Это давало дополнительную нагрузку на и так сложное положение на рынке труда в Соединенном королевстве.
Ситуация осложнялась тем, что 1940−70-е годы — это период максимально успешного лоббирования британскими профсоюзами своих корпоративных интересов. Сохранение размера зарплаты, запрет на сокращение персонала — особенно в горнодобывающей и тяжелой обрабатывающей промышленности — привели к тому, что, во-первых, очень медленными темпами происходило техническое перевооружение британской промышленности, резко отставала автоматизация производства. Во-вторых, целые отрасли экономики переставали быть привлекательными для инвестиций, оборудование старело, изнашивалось, что приводило к травматизму на производстве и увеличению затрат бизнеса на социальное страхование рабочих. В-третьих, принцип «закрытых профсоюзных магазинов» при найме сотрудников увеличивал долю людей, которые переходили в постоянную категорию безработных, маргинализировались, вытеснялись на обочину развития.
Соединенное королевство полностью — и практически первым в мире — окунулось в глобализированный мир
Жилищная проблема для малообеспеченных слоев населения стала медленно выправлять только в 60-е годы. И в большинстве случаев новое строительство было связано со сносом старого жилья со сложившимися и сплоченными общинами, очень часто напрямую связанными с профсоюзом градообразующего предприятия. Поэтому Британия 1940−80-х годов — это больная с экономической точки зрения страна с вечными бунтами, стачками, забастовками и стихийными погромами. Последние были связаны, как правило, с маргинальным населением бывших пролетарских окраин в городах Мидленда, которое концентрировалось вокруг ультраправых группировок, уличных банд, организованной преступности и футбольных фанатов.
В то же время Соединенное королевство полностью — и практически первым в мире — окунулось в глобализированный мир. Лондон оставался, безусловно, главным торговым и финансовым центром мира наравне с Нью-Йорком. Британия дала в эту эпоху максимальное количество суперпопулярных музыкальных групп, родила множество музыкальных стилей. Британская литература завоевывала мир. Британское телевидение формировало основные стандарты по большинству направлений. В то же время британцев унижало сформировавшееся в 1960-е и укрепившееся в 1970-е уверенное экономическое и социальное отставание страны от стран континентальной Европы — Франции и, что особенно обидно, проигравших войну Германии и Италии.
При этом несколько послевоенных десятилетий правительство Соединенного королевства не хотело признавать реальные возможности страны и реальный свой вес как экономической державы, пытаясь формировать свой вариант европейской интеграции. Таковым стала Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), созданная в 1960 году странами, которые не желали присоединяться к Европейскому союзу и были намерены с ним конкурировать. Напомню, что на тот момент в ЕЭС входили всего шесть стран — ФРГ, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург.
В ЕАСТ вошли семь государств: Соединенное королевство, Норвегия, Швеция, Дания, Австрия, Швейцария и Португалия. Финляндия практически с самого начала была наблюдателем. В 1970 году к ЕАСТ присоединилась еще и Исландия. В отличие от ЕЭС с его «Четырьмя свободами» ассоциация сконцентрировалась только на промышленных товарах и не применяла общих внешних таможенных тарифов. Однако к началу 70-х годов стало ясно, что конкуренция за влияние с ЕЭС полностью проиграна. После этого ЕАСТ стала восприниматься как промежуточный вариант интеграции перед вступлением в ЕЭС. Сейчас членами ассоциации являются только Швейцария, Норвегия, Исландия и Лихтенштейн.
Первая попытка вступления Британии в ЕЭС была осуществлена в 1963 году, но тогда президент Франции Шарль де Голль наложил вето, подозревая, что Британия будет в ЕЭС «троянским конем» США. В итоге Соединенное королевство вместе с Данией покинули ЕАСТ и вступили в ЕЭС 10 лет спустя. Тогда же в ЕЭС вступила и Ирландия, что было принципиально важно с точки зрения интеграции всех Британских островов в общее экономическое пространство. Это так называемое Первое расширение Европейского союза.
Вступление было утверждено референдумом, который состоялся в июне 1975 года. При явке в 65% вступление в ЕЭС поддержали 67% пришедших на референдум избирателей. Против, кроме мелких и региональных партий, выступили только наиболее консервативные тори, формулирующие стандартный для будущей Британии евроскептический подход, и левое крыло лейбористов, протестующее против рыночного пути в экономике, закрепленного в ценностях единой Европы. Наибольший процент голосующих «за» был в Англии. Категорически против выступили только жители Гебридских и Шетландских островов в Шотландии.
Невероятно удачные экономические реформы Маргарет Тэтчер в 80-е годы привели к тому, что Соединенное королевство стало одним из экономических лидеров Евросоюза, игнорируя при этом некоторые наиболее плотные форматы интеграции — например, зону евро. В то же время Британия стала наиболее твердым критиком брюссельской евробюрократии и оставалась таковой все последние десятилетия. Именно мелочный диктат евробюрократии, кризис в Греции, излишние субсидии бедным странам Евросоюза, а также наплыв мигрантов, связанный, в том числе, с открытыми границами в ЕС, увеличивал в британском обществе дискуссии и протесты.
В 1990-е годы возникает евроскептическая Партия независимости Соединенного королевства (UKIP), которая, участвуя во внутренней политике Великобритании, тем не менее, основной акцент делает на выборах в Европарламент. Максимальный результат она получила в 2014 году, когда, набрав 24,5% голосов, партия заняла первое место и провела 24 депутата из 64. Успех партии связан с именем ее лидера Найджела Фэраджа, который занял твердую антиевропейскую позицию еще в начале 90-х годов. Исторически UKIP развивалась как принципиально евроскептическая и либеральная с точки зрения экономических взглядов. Сложное отношение у партии было к миграции. Другие идеологические и политические моменты UKIP очень долго не волновали, и она просто целенаправленно консолидировала все силы, выступающие против членства Соединенного королевства в Европейском союзе.
В Палате общин из-за мажоритарной системы партия получала непропорционально малое количество мест. Так, на выборах 2015 года за UKIP проголосовали почти 4 млн человек, она набрала 12,6% голосов избирателей, но заняла в парламенте лишь 1 место из 650.
Именно парламентские выборы стали ключевыми. Дискуссия по поводу членства достигла такой остроты, что премьер-министр Дэвид Кэмерон, исполнив предвыборное обещание, провел переговоры с Евросоюзом с целью добиться для Соединенного королевства более выгодных условий членства. Основными вопросами были вопросы о неприемлемости дискриминации фунта стерлингов в рамках единого рынка, снижение бюрократического регулирования экономики, сохранение права страны на отказ от углубления интеграции и ужесточение миграционного законодательства. Соглашения удалось достигнуть по всем пунктам, кроме проблемы миграции.
За выход из ЕС голосовали сельские районы Англии, Уэльса и Северной Ирландии
После переговоров вопрос о членстве был вынесен на общенародный референдум. Все крупные партии Соединенного королевства, кроме UKIP, выступили за сохранение членства в ЕС. Референдум прошел 23 июня 2016 года, и при явке более 72% более половины избирателей (почти 52%) высказались за выход страны из Европейского союза. За выход из Евросоюза уверенно проголосовали сельские районы Англии, Уэльса и Северной Ирландии. Все крупные города и агломерации, все районы Шотландии твердо выбрали европейский путь интеграции. Разрыв между мнением различных территорий был очень велик. В столице Шотландии Эдинбурге за сохранение членства в ЕС проголосовало ¾ избирателей, в Глазго 2/3, в Лондоне, Бристоле, Манчестере, Ливерпуле, Кардифе, Белфасте — около 60%. В то же время в некоторых депрессивных районах Восточного Мидленда ¾ пришедших на участки избирателей проголосовали за выход.
После референдума консервативное правительство начало процедуру выхода Соединенного королевства из ЕС, которая не завершилась до сих пор. Более того, очень многие силы в Британии оказались недовольны темпами, с которыми решение референдума приводится в действие. Именно на этом фоне и прошли и выборы в Европарламент 2019 года.
Другой стороной проблемы стали некоторые важные изменения в стане британских евроскептиков. После победы на референдуме по Брекзиту лидер Партии независимости Соединенного королевства Найджел Фэрадж ушел в отставку, объяснив, что достиг цели своей многолетней работы. После референдума проявились противоречия и внутри партии, где все чаще в руководство стали приходить крайне правые, националистически, антииммигрантски и антиисламски настроенные люди. Это, а также затягивание процесса выхода страны из ЕС, привело к тому, что Фэрадж вышел из UKIP и сформировал в начале 2019 года свою партию — Партию Брекзита с чистой евроскептической позицией, лишенной национализма или расизма, с которой и вышел на выборы в Европарламент.
Эти вызовы стали ключевыми общеевропейскими факторами, повлиявшими на избирательную кампанию. Для того же, чтобы разобраться в том, насколько важную роль играет Европарламент в системе власти, нужно понять, как функционирует европейская демократия. Этому вопросу будет посвящена третья часть цикла.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML