Директор ООО «Шахта Грамотеинская» Максим Сидоров повторно дал показания в суде, на этот раз как свидетель защиты. Год назад Сидоров подробно рассказал суду как оказался «в штабе по спасению шахты „Разрез Инской“», неделю ей руководил, и что представляло собой предприятие в июле 2016 года.
По ходатайству адвоката Щукина Елены Юловой суд обозрел копии служебных записок от 14−15 июля 2016 года на имя генерального директора «Разреза Инской» Максима Сидорова — на приобретение принтера в диспетчерскую, подписанную начальником отдела ОСУ Зубрицким, на приобретение на склад лопат породных в количестве 116 штук, подписанную главным механиком Никитиным, и на приобретение 10 тонн цемента и 35 кубов ПГС, подписанную начальником участка РПРТБ Кулебакиным и главным инженером Чернядьевым. На всех документах стоит виза «Согласовано» и подпись Сидорова.
«Среди обстоятельств, которые должны быть доказаны обвинением, есть очень важное обстоятельство — определение стоимости объекта вымогательства, — пояснила значимость документов адвокат Юлова. — Мы здесь на протяжении уже многих месяцев представляем доказательства тому, что объект вымогательства был, скажем так, негодный, потому что вымогать там, из корыстной цели, было нечего».
Сидоров объяснил суду, что копии представленных документов сохранились в его личном ежедневнике для контроля исполнения данных им поручений. Оригиналы записок должны находиться в архиве «Разреза Инского».
«Первая служебная записка, касаемо принтера в диспетчерскую шахты, связана с тем, что на момент моего нахождения на „Разрезе Инском“ диспетчерская служба не была оборудована принтером, — рассказал свидетель. — Вследствие чего процесс контроля за производством горные диспетчера фиксировали вручную. То есть, весь производственный процесс, а это около десятка производственных участков, которые работают 4 смены в сутки, весь наряд, который давался, и отчет о выполнении наряда, писался диспетчером вручную. По факту горный диспетчер, вместо того, чтобы контролировать производственный процесс на шахте, занимался только написанием отчетов. И воспринять тот отчет, который он написал рукописно, прописью, было достаточно проблематично. Во-первых, потому что почерки у всех разные, во-вторых, там зачастую были не все объемы прописаны, потому что горный диспетчер просто не успевал».
В отчетах горного диспетчера фиксируются объемы и наряды, которые выдаются непосредственно на производственные участки, фиксируется фактическое выполнение этих нарядов и безопасность в процессе ведения горных работ.
По словам Сидорова, сегодня на всех нормальных предприятиях горные диспетчерские обеспечены автоматизированным контролем за производственным процессом, вплоть до работы всех производственных подразделений от проходки до выдачи. Автоматизированы, контролируются и управляются горным диспетчером ленточные конвейеры и системы безопасности. В июле 2016 года на «Разрезе Инском» ничего этого не было. Чтобы в отсутствие директора, главного инженера и заместителя по производству горный диспетчер мог управлять производственным процессом, необходимо было срочно приобрести принтер.
«Содержание метана и других вредных газов в шахте, количество и температура воздуха, поступающего в шахту, проветривание, все объемы выполнения производственных задач, — продолжил свидетель, — плюс учет всего ведется с нарастающим итогом в течение месяца, то есть, все это фиксируется за один день, за два дня, с начала месяца. Получается объемный отчет и вручную его вести нереально».
Диспетчер должен был каждое утро предоставить три одинаковых отчета: директору, главному инженеру и замдиректора по производству в рукописной форме. Соответственно, всю смену специалист занимался только написанием отчета вместо того, чтобы контролировать производственный процесс: запускать конвейеры, контролировать работу комбайна, следить за безопасностью, подачей электроэнергии. Все запускается дистанционно с пульта горного диспетчера, и любое его отвлечение от производственного процесса создает угрозу жизни и здоровью шахтеров.
«После моего первого посещения шахты я собрал производственный коллектив со старшими инженерно-техническими работниками, — Сидоров перешел к вопросу о необходимости лопат, — и задал вопрос: „Чем в данный момент занимаются люди?“ Лава не работает, очистной участок остановлен, очистной забой был полностью заилован глиной, безопасного прохода там не было, а лавный привод остановил я, потому что он эксплуатировался с нарушениями и проход мог осуществляться только по нему, что угрожало жизни работников. Я вывел людей из шахты, собрал планерку и задал вопрос: „Чем в данный момент занимаются люди, если подготовительные процессы не ведутся, очистной фронт не ведется? Люди в шахту спускаются и что делают?“ Мне ответили, что люди просто качают воду. По сути, люди спускались и не занимались никакими процессами. Чтобы вывести комплекс из аварийного состояния, в первую очередь, необходимо было его привести в безопасное состояние. Для этого нужно было полностью зачистить все секции механизированной крепи, в первую очередь, обеспечить безопасный проход работникам. Была стена глины в очистном забое, секций не было видно полностью. Чтобы вычистить это все, мною была дана команда собрать всех людей, которые не задействованы на обеспечении жизнедеятельности, откачке воды, и направить их на очистной участок для зачистки очистного комплекса. Мне поступил ответ, что на шахте нет лопат, и выполнить этот наряд не представляется возможным».
Сидоров дал команду начальнику снабжения, чтобы тот срочно привез на шахту лопаты. Часов через пять лопаты доставили, и со второй смены люди пошли на зачистку.
«Лопата — необходимый инструмент для каждого горнорабочего, потому что при эксплуатации оборудования, при проходке постоянно случаются просыпи горной массы, которые необходимо подчищать. Обычно в каждом структурном подразделении, у каждого работника есть своя лопата, которая находится непосредственно в шахте. Работник получил наряд, пришел, взял лопату и приступил к зачистке. Я впервые столкнулся с таким, чтобы на шахте не было ни одной лопаты», — сообщил суду свидетель. Случай с лопатами произошел во второй день директорства Сидорова.
Судья Вялов, улыбаясь, поинтересовался, почему потребовалось именно 116 лопат, и, поскольку в договоре-спецификации заказано 116 лопат и 100 черенков, верно ли что кто-то из шахтеров работал лопатами без черенков?
Подсудимый Александр Щукин, заслуженный горняк, пояснил: «Лопат запас всегда имеют. Лопата сломалась — черенок насаживаешь на новую лопату и работаешь. Лопаты тоже ломаются».
«Порода достаточно тяжелая, загибает металл, и не всегда качественные лопаты, — согласился со Щукиным Сидоров. — В сутки на зачистку должны были идти 116 человек, четыре рабочих смены. У меня на „Шахте Грамотеинская“ сейчас в смене 116 человек работает».
«Я спускался в шахту по вентиляционному ходку — это горная выработка, которая служила запасным выходом из данной лавы, она была жизненно необходима, без этой выработки был бы рассогласован план ликвидации аварий и дальнейшие работы были бы невозможны, — Сидоров начал давать пояснения по служебной записке о необходимости приобретения цемента. — При обследовании я выявил, что выработка пройдена с поверхности, то есть, вентиляционный ходок пройден до вентиляционного штрека очистного участка. Пройден он был с отступлением от проекта. Рамы крепления горной выработки были нарушены, была угроза ее обрушения».
Сидоров незамедлительно собрал специалистов, включая главного инженера Чернядьева, и спросил: «Почему выработку прошли с отступлением от проекта? Почему выработка не забетонирована в том месте, где пройдены наносы?»
Чернядьев ответил, что лаву планировали отработать быстро, спешили, отступали от проектной документации, поэтому не выполнили все требования и не закрепили, как положено. Чтобы предотвратить обрушение выработки, Сидоров распорядился срочно привезти цементно-песчаную смесь и приступить к ее бетонировке.
По окончании допроса Сидорова адвокат Юлова заявила ходатайство, сначала о приобщении копий служебных записок, имеющихся в распоряжении Сидорова, и сразу же об истребовании оригиналов документов на «Разрезе Инском» и приобщении их к делу. Защитники и подсудимые ее единогласно поддержали.
«Эти документы говорят о том, что работа была полностью парализована, а не то, что это — текущая ситуация», — высказался подсудимый Александр Данильченко.
Сторона обвинения возразила. Судья Вялов оба ходатайства отклонил как немотивированные и необоснованные.
Руководитель следственного отдела по городу Белово СУ СКР Людмила Кондратенко в июле 2016 года работала старшим следователем по особо важным делам второго отдела по расследованию особо важных дел СУ СКР. В ее производстве находились уголовные дела по факту невыплаты заработной платы (ст. 145 УК РФ) — работникам шахты «Разрез Инской» и по факту превышения полномочий (ст. 201 УК РФ) — руководителем «Разреза Инской».
«Я точно помню, что по одному уголовному делу основанием было заявление от работников „Разреза Инского“, по другому делу была „прокурорская“ ст. 37 УПК РФ. — рассказала Кондратенко. — По какому из них что, я точно не могу сказать, потому что возбуждались они практически одновременно. Поводом для возбуждения послужили достаточные данные, потому что в материалах дела находились документы, подтверждающие факт невыплаты зарплаты. Часть из них были представлены с документами по ст. 37 УПК РФ прокурором, а часть были запрошены и представлены по запросу следователя в рамках проверки. Эти уголовные дела не отменялись ни руководителем, ни надзирающим органом, ни прокуратурой, и не обжаловались в суде. По крайней мере в уголовном деле таких сведений не было».
Кондратенко проводила по делам допросы и экспертизы: допрашивала новокузнецкую управляющую компанию «Менеджмент», допрашивала всех сотрудников, находящихся в административном здании «Разреза Инского», истребовала документы, назначала финансовую и бухгалтерскую экспертизы.
Следователь установила, что при добыче угля пошли каким-то не тем путем, в связи с чем фактически денежных средств у «Разреза Инской» не было и не выплачивалась заработная плата.
«Когда я производила выемку документов, мне поясняли, что всю финансово-хозяйственную деятельность осуществлял ОУК «Менеджмент», а до этого две другие управляющие компании, — продолжила свидетель. — Управляющая компания была «Углесбыт» или «Промуглесбыт», не помню точно. У меня как раз вопрос был, потому что мы обсуждали на совещании, что в УК «Промуглесбыт» директором был, по-моему, Цыганков. А потом у него оказались акции, и он фактически управлял «Разрезом Инским».
Кондратенко допрашивала директора «Разреза Инского» Андрея Месяца, тот утверждал, что занимается только производственной деятельностью, а по финансово-хозяйственной деятельности «пояснить вообще ничего не мог». Эту сферу на шахте контролировала сначала УК «Промуглесбыт», а потом УК «Менеджмент».
«Когда я допрашивала бухгалтеров „Разреза Инской“, у них все счета были пустые, — вспомнила Кондратенко. — Они мне представляли сведения по движению по счетам, еще я запрашивала сведения в банках. Движения по счетам не было, потому что стояло инкассовое поручение налогового органа. Размер задолженности я не помню, несколько миллиардов рублей было у них с минусом, баланс был отрицательный. Когда я сотрудников УК „Менеджмент“ допрашивала, я как раз выясняла у них информацию по предоставлению данных денежных средств. Сделки были крупные, и я у них истребовала документы по решению учредителей по данным сделкам. Из банка я также изымала документы».
Финансово-хозяйственную деятельность «Разрез Инской» не вел, счета его были арестованы, налоги не плачены. Все оплаты коммунальных услуг и частичные выплаты заработной платы проходили от УК «Менеджмент» по письмам, которые изъяли в рамках уголовного дела и приобщили к нему. Документооборот был в основном в электронном виде, следователи изъяли электронные носители программы 1С. Документы исследовали эксперты и ревизоры ГУВД.
В отделе Кондратенко каждый понедельник проходили планерки, а каждую пятницу — совещания, их проводил руководитель отдела Сергей Крюков. Следователи обсуждали, кого допрашивать, какие документы истребовать.
«Параллельно по УК „Промуглесбыт“ было уголовное дело по налоговым преступлениям в третьем отделе, — рассказала Кондратенко. — Мы в третьем отделе запрашивали документы по этой компании, движения по счетам, договоры. Подозреваемым был Цыганков, он задерживался в порядке ст. 91 УПК РФ, потому что дела были возбуждены по факту, а статус он приобрел как раз в момент задержания. У нас в УПК РФ прописаны все основания для задержания. Насколько мне известно, Цыганков по месту регистрации в Новокузнецке не проживал, а проживал фактически где-то на юге. Временной прописки у него не было. И у меня на допросах люди конкретно указывали, что фактически финансово-хозяйственную деятельность осуществлял он. То есть по ст. 201 УК РФ у него были основания, что он имеет отношение к деятельности „Разреза Инского“, потому что он являлся лицом, фактически управляющим коммерческой организацией».
Кондратенко сообщила суду, что в отделе СУ СКР есть методические указания за подписью Бастрыкина о порядке расследования уголовных дел по ст. 145 УК РФ: «При расследовании мы должны рассматривать и вопрос о злоупотреблении полномочиями в коммерческих организациях с целью того, чтобы устанавливать, выводились ли денежные средства лицом и не причинен ли ущерб обществу либо государству. Кроме того, на счетах „Разреза Инского“ было инкассовое поручение, внебюджетные фонды тоже не оплачивались. Существовала еще и дебиторская задолженность — это если мы говорим про ст. 201 УК РФ. В методических указаниях про это говорится, и Уголовный кодекс РФ об этом говорит. Признаки преступления были и постановление о возбуждении уголовного дела не отменялось, оно было своевременно предоставлено. В материалах уголовного дела были все уведомления, направленные и прокурору Кемеровской области, потому что надзирающий орган у нас — областная прокуратура, и прокурору в порядке ст. 37 УПК РФ тоже было уведомление о том, что возбуждено уголовное дело».
Адвокат Макаренко поднял тему законности действий подсудимого Артемия Шевелева, в кабинете которого замы Тулеева беседовали с потерпевшим Цыганковым 12 июля 2016 года. Он поинтересовался у Кондратенко: «Могут ли какие-либо третьи лица, не имеющие отношения к уголовному делу, присутствовать в служебном кабинете следователя при производстве каких-либо следственных действий?»
«Если следователь посчитает нужным, то они могут присутствовать, — ответила свидетель. — Это не запрещено. Но если кто-то присутствует при проведении следственного действия, то следователь обязательно должен отразить это в протоколе проведения».
«Например, при допросе в качестве подозреваемого может присутствовать представитель администрации области?» — уточнил судья Вялов.
«Я не исключаю, потому что, может быть, представитель администрации хотел задать вопросы, почему не выплачивается заработная плата, если раньше он [Цыганков] давал там какие-то обещания или еще что-то, — пояснила Кондратенко. — Теоретически я не исключаю этой возможности, но тогда следователь должен обосновать, для чего он приглашает этого человека. Мы выдаем для этого разрешение всем, за исключением адвокатов и нотариусов — они в порядке статей 146,147 УПК РФ в любой момент могут встречаться. Если эта встреча происходит непосредственно в управлении, мы ее не фиксируем, мы просто спускаемся вниз и встречаем человека, ему выписывается пропуск. Если это происходит в СИЗО, то мы выдаем разрешение с гербовой печатью и своей подписью». Проведение следственных действий с подозреваемым и его доставка из ИВС в кабинет следователя, по словам свидетеля, обычная практика.
«Вы с Шевелевым по поводу расследования данных уголовных дел общались?» — продолжил адвокат Макаренко.
«Конечно, общалась, потому что мне достались эти дела. А они были в производстве у него некоторое время».
Кондратенко спрашивала Шевелева, кто находился в его кабинете вместе с Цыганковым 12 июля 2016 года. Шевелев сказал, что «не знает, что за народ там был», он закончил следственное действие, и приходили люди по просьбе Цыганкова. Кондратенко поняла, что приходили представители администрации области для решения каких-то вопросов по выплате заработной платы, 4−5 человек.
Шевелева Кондратенко охарактеризовала как «грамотного, профессионального коллегу, который пользовался уважением».
Водитель ГКУ КО «Автохозяйство администрации Кемеровской области» Сергей Ложкин в июле 2016 года и его служебный Nissan Patrol были закреплены за заместителем Тулеева по угольной промышленности Александром Данильченко.
Днем работу Ложкина координировала приемная Данильченко через его помощника Юрия Шевелева или через секретаря Вику Клавину, а вечером, когда они уходили, Данильченко звонил водителю напрямую, и тот отвозил его домой.
Ложкин обозрел в суде копию путевого листа своего автомобиля от 12 июля 2016 года.
«Здесь написано, — сказал свидетель, глядя в маршрутный лист. — „АКО — Кузнецкий“ — скорее всего, в Следственный комитет мы ездили на улице Терешковой, скорее всего, мы ездили с помощником. И два раза на Лесную поляну — утром и вечером. Это я ездил за Данильченко домой: утром забирал, вечером отвозил».
О поездке в Следственный комитет Ложкин вспомнил немного: «Там и вспоминать толком нечего: мне позвонили, я приехал. Но Данильченко сел в машину к Иванову и сказал мне ехать за ним. Мы туда приехали, но на территорию меня не пустили. Минут через 40-50 мне позвонила секретарь и сказала, что Данильченко меня потерял. Я ответил, что я на месте и Данильченко у меня перед глазами. Они на улице стояли с Троицкой, по-моему. Потом они вышли, сели в машину. Потом еще постояли, Данильченко по телефону с кем-то говорил, кажется, собирался встретиться. Потом мы поехали в администрацию. Днем это было».
Ложкин же несколько раз возил Данильченко на «Разрез Инской»: «Мы когда туда в первый раз приехали, там как раз буча, забастовка, не знаю, как это назвать, мужики на площади были. Потом мы, может быть, еще пару раз туда ездили. И все. Каких-то специалистов встречали. Толком мне неизвестно, что там было. Знаю, что резонанс был и в интернете, и в СМИ, что там была забастовка, что людям зарплату не платили».
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML