Новосибирский бизнесмен Платон Гудков рассказал, как лежал в ГКБ №25. Тайга.инфо перепечатывает его монолог, опубликованный в фейсбуке, с небольшими сокращениями.
<…> Напомню заболел и проболел дома неделю, вызвал врача на дом, он мне сказал что у меня гнойная ангина, я не поверил ему и поехал сделал КТ. У меня обнаружили двухстороннюю пневмонию с 25% поражением легких! Вызвал скорую для госпитализации в 13:20 — в 20:00 ко мне пришла медсестра пешком и взяла мазки. Я сам поехал сдаваться в 25 медсанчасть.
Спустя неделю в больнице я получаю положительный тест на COVID-19 и немного опешил, до этого всем кто у меня спрашивал, с чем лежу говорил: «Двухсторонняя пневмония». Диагноз поменялся, а вот методы лечения нет. Лекарства от короновируса пока нет, можно лишь помогать организму бороться — антибиотиками — и не давать возможности образовываться тромбам — ставить гепарин.
Всех, кто получил положительный тест, переводят на пятый этаж — это «красная зона», и тут же на пятом этаже располагается реанимация. Поднявшись со своими вещами на пятый этаж, сразу отметил, что тут чище, и люди в коридорах не лежат. Меня определили в палату с солнечной стороны, это значит что с 17:00—21:00 в палате просто невозможно находиться — солнце печет сильно, я же придумал болеть в июле.
В палате было двое неходячих, и одному из них был подключен аппарат, который позволял ему ходить в туалет в пакет, так себе картина. Но в этой палате не оказалось кислорода, и меня перевели в другую палату прямо рядом с реанимацией, вернее сказать, палатами интенсивной терапии. Палата не с солнечной стороны, есть кислород, возраст соседей начинался от 65 и заканчивался 79 годами. И в этой палате лежал Василий Васильевич Макаров, я с ним день лежал на четвертом этаже, он был совсем плох, ничего не ел, был в памперсе и не ходил. Тут ему было чуть лучше, он хотя бы что-то ел, но даже сидеть не может. Остальные дедушки вроде были более менее адекватны и могли ходить.
<…> Меня перевели в пятницу- своего лечащего врача я увидел только в понедельник на выходных есть только дежурный врач, но он один на весь этаж (80 человек). Время на выходных тянется как пластилин.
Понедельник. Сдаю кровь, мочу, иду на рентген и в первый раз вижу своего лечащего врача. Я понимаю что на одного врача 25−30 пациентов, я понимаю, что врачи устали и им жарко и душно в костюмах, в которых они ходят, чтобы не заразиться коронавирусом. Но, блин, осмотр длится приблизительно две минуты, из которых 1,5 минуты надо молчать, потому что она замеряет давление, потом задает стандартные вопросы: как температура, как стул и все она переходит к следующему пациенту. А другому пациенту она просто заявила, что работает вместе с прокурором, и может его выпустить под подписку. Короче, врачам сложно, но хотелось бы, чтобы они были человечнее что ли.
Чтобы выписаться из больницы, нужно, чтобы было два отрицательных теста на коронавирус, тесты можно сдавать не чаще чем раз в 10 дней. Схема взятия простого анализа-мазка очень не проста: лечащий врач назначает анализ, заявка поступает в Роспотребнадзор, они ставят визу — можно. После этого зам главного врача должен завизировать направление на мазок, и только после этого берется мазок. А когда придет анализ, вообще никто не знает.
Если вы вызвали врача на дом, и у вас взяли мазок, значит, вас предупредили, что обрабатывается анализ 14 дней, и только если результат положительный вам сообщат. Если сдал анализ в больнице 3−5 дней, и анализ приходит, только я так и не понял, результаты теста приходят в бумажном виде что ли, анализ всегда сложно найти! Или голубиной почтой? Потому ни раз видел ситуацию, как анализ терялся. Простая математика: вы поступили в больницу, сдали анализ, прошло пять дней, у вас коронавирус, вы ждете еще пять дней и сдаете еще тест, ждете пять дней, и вот он — первый отрицательный тест, а уже прошло 15 дней, как вы лежите в больнице. Борьба со статистикой страшная!
На третью ночь реанимация подкинула нам приключение, посадив прямо под дверь больного, который очень громко стонет и кричит. Но это была фигня, когда в один вечер не привезли одну бабушку, которой, по видимому, было очень плохо, она орала с 22:09 до 8:30, она звала дочерей и сыновей, чтобы они дали ей попить: «Галя, Галя, Галя! Надя, Надя! Вииииитяяяя!» И так всю ночь, беруши не помогали категорически — пробовал!
На следующий [день] заглянул в реанимацию — люди не болейте и не попадайте в реанимацию! Чуть позже ко мне в палату перевели мужика — он месяц провел в реанимации и, как раз, лежал рядом с этой кричащей бабушкой, очень жесткие истории рассказывал, как люди выкарабкивались или просто переставали держаться за жизнь и их вывозили в черных пакетах. За день мимо нашей палаты могли провести от одного до пяти таких пакетов, один раз даже загнали всех в палаты и закрыли двери, когда везли одновременно «много» таких каталок. Иногда я сравнивал статистику погибших за день от короны по городу с числом погибшими у нас, иногда оказывалось, что погибают только у нас.
Вот снова понедельник, мне назначают опять сдать кровь, рентген, КТ легких, уже многих соседей или перевели в другие больницы, или выписали. Но врач говорит мне на следующий день: «Не вижу хорошей динамики». И я еще остаюсь тут, сдаю третий тест и жду результатов, смотрю, каких тяжелых больных везут в реанимацию и делаю вывод, что оттуда чаще вывозят, чем оттуда выходят.