В середине ноября 2016 года по обвинению в вымогательстве у Антона Цыганкова 51% акций (513 штук) АО «Разрез Инской» стоимостью, по версии потерпевшего, более миллиарда рублей, были задержаны восемь человек: заместители губернатора Кузбасса Амана Тулеева Алексей Иванов и Александр Данильченко, начальник департамента административных органов региона Елена Троицкая, миллиардер из списка Forbes Александр Щукин и его доверенное лицо Геннадий Вернигор, руководитель СК РФ по Кемеровской области Сергей Калинкин, замглавы второго отдела по расследованию особо важных дел СК РФ по Кемеровской области Сергей Крюков и старший следователь Артемий Шевелёв. Процесс под председательством судьи Александра Вялова начался 31 октября 2018 года в Центральном районном суде Кемерова. Обвинение предъявлено по ч. 3 ст. 163 УК РФ за вымогательство организованной группой в особо крупном размере. За три года судебного разбирательства были допрошены более сотни свидетелей, все обвиняемые, оглашены «прослушки» телефонных разговоров фигурантов дела.
Тайга.инфо с публикует последнее слово бывшего заместителя губернатора генерал-майора МВД Алексея Иванова с небольшими купюрами.
Уважаемый суд, уважаемые участники процесса! Учитывая, что процесс подходит к своему завершению, я хочу поблагодарить всех наших адвокатов за профессионализм и терпение, которые они проявили в течение этих пяти лет. Я могу сказать даже, скорее всего, что некоторое сообщество адвокатское организовалось. Хочу поблагодарить своих коллег за чувство собственного достоинства и взаимное уважение в течение этих пяти не простых лет воспитательного процесса. <…>
Отдельные слова благодарности и уважения, Сергей Николаевич, вам (экс-руководитель СК РФ по Кемеровской области Сергей Калинкин находится под стражей — прим. Тайги.инфо). Понимаю, в каком положении трудном, невероятно трудном вы находитесь, но ваше поведение достойное всегда будет для нас примером.
И ваша честь хочу повторить главное, что мы пытаемся донести. Что показания мои и моих коллег и по администрации области, и следственного комитета — это объективное изложение фактов, событий без искажений и замалчивания. Нам нет смысла что-то скрывать. Нам надо только одно — чтобы нас услышали. Как показывает практика этих 5 лет у обвинения эти органы чувств отсутствуют вообще абсолютно. Ничего не слышат. Ничего. Очень кратко повторюсь, на чем именно хотелось бы заострить ваше внимание. У представителей администрации и моих коллег из следственного комитета совершенно четкий, обоснованный мотив действий. Цели и задачи — это предотвращение техногенной катастрофы на шахте «Инской», выплата заработной платы людям, которые не получали ее на протяжении нескольких месяцев. И недопущение дестабилизации ситуации на той территории, где всё это происходило. И прям словами из своего выступления в прениях: сейчас в свете трагических событий на той же территории, как говорил [вице-губернатор Александр] Данильченко, эксперт в области добычи угля, что насколько деструктивна позиция обвинения с вопросом «а зачем вы вообще туда приезжали».
Следующий фактор: абсолютно доказанные, мотивированные события управленческие, которые произошли в администрации области. Их 5 совещаний. Я говорил о них во время своего выступления. Самое главное событие — это 12 июля, мы говорим об этом с моим адвокатом с первого дня возбуждения, первого самого допроса. Там определялись цели и задачи. Там определялось, кто поедет. Прям пальцем показывалось, кто поедет. И какие задачи перед нами стояли. И как показывает практика и того дня, и сегодняшних дней — правильно Тулеев действовал. Ну не было другого алгоритма. Его нет в принципе. Как действовать в таких форс-мажорных ситуациях. Что сейчас, сегодняшние дни трагичны, что в те дни. Только тогда удалось предотвратить, потому что именно так действовали.
Следующий фактор: кандидатура [Александра] Щукина как инвестора возникла только 12 июля. Ну мы об этом кричим тоже с первого дня. Щукин вообще как инвестор не рассматривался. Только нам сейчас помогли переговоры телефонные и заключения экспертов. Ну не было кандидатуры Щукина. Как инвестора. Его риторика такая — он по каждому предприятию так говорил: заберу… Да что хочешь забирай, дай денег на заработную плату и зайди туда управленцем. Вот и всё. И кандидатура эта возникла от человека, который вообще Щукина не знал — от Данильченко, ваша честь. Такое впечатление, что не слышат нас и всё. Ну это же объективно. Почему правда-то никому не нужна? Ну вы нас услышьте, пожалуйста. Щукин возник 12 июля как инвестор в 13:19 дня. Это такая объективная реальность, что нельзя ее не видеть. Ну это же настолько понятно.
<…> Следующий фактор: отсутствие корысти, и личной, и иной. Ну ничего же не нашли. <...> Очень искали фотографии наши с Щукиным, ну очень искали. Я-то понимаю, зачем они искали. Не нашли ведь ничего. Причем, не только у меня, ни у кого не нашли. Ну хоть бы конфету подарочную от Щукина — нет, не нашли. Умалчивают об этом. 8 раз в обвинительном заключении написали — из корыстной и иной личной заинтересованности. Прошло 5 лет, а я не знаю. Вот прошло 5 лет, а я не знаю, в чем моя корысть! Ну не знаю. Это я, профессионал. Вроде как в пользу третьих лиц. Не вроде как, а так имеют в виду. Ну, слушайте, минус 4,2 млрд чистые активы стоят — ну какая корысть? Щукин, бедный, он аж зеленый уже. Вы же по этим по разговорам всем слышали, он меня ненавидел, наверное, больше всех. Я ему так и говорю — ты успокойся, зайди, не будем мы у тебя больше ничего клянчить. Нет, корыстный мотив.
Отсутствие сговора. Знаете, здесь, ваша честь, и профессионально, и по-человечески — преступный план с разделением ролей. И вчерашнее меня тоже прям потрясло и уважаемого Сергея Николаевича — [руководитель СК РФ по Кемеровской области] Калинкин обязался перед Ивановым, Данильченко и [начальником департамента административных органов региона Еленой] Троицкой — это вообще не только в правовом поле что-то запредельное, а в общечеловеческом. Вот когда человек это писал, он вообще о чем думал? Взять, сочинить. 5 лет эта формулировка существует и хоть бы что. Ну мы же с вами в очень правовом государстве и в очень демократичном — так говорит наш президент. Выдумать безосновательно все основные положения обвинительного заключения — и они существуют 5 лет. Калинкин обязался. План с разделением полей. Это шедевр. Это прям в учебники надо записать. План с разделением ролей — вы просто представьте ужас людей, которые ни о чем другом, кроме как о предотвращении забастовки, не думали. Что оказывается, это план с разделением ролей. Заседание у Тулеева — это план с разделением ролей. Преступный план. Я прошу прощения за тон, но можно хоть высказаться в последнем слове. Там дальше уже ничего не страшно. Ну беспредел какой-то, слушайте. Ну мы же разумные люди. Ну как такое можно выдумать в Новосибирске. А еще самое страшное, это я думаю меня поддержат Калинкин, Шевелев и Крюков, вот то, что я перечислил — корысть, план с разделением ролей и прочее, а нас ведь никто не спрашивал об этом. Они просто это пишут. Ну если есть план, так вы спросите, где вы его составляли. Ну где этот уголок, где этот стол или что это такое — план с разделением ролей. Где Калинкин обязался. Или еще что-то такое. Где Щукин предложил. Ну взять написать, сочинить и не спрашивать. Но самое страшное, что для меня, — не спрашивать.
Теперь показания конвойных. Я опять к своей профессиональной деятельности и наших взаимоотношениях с Крюковым, знаю его давным-давно. Он бы дело бы такое не возбудил даже. Три человека, которые стоят в метре от событий в свете дня, подготовленные, экипированные, адекватные, прекрасно понимающие основные принципы уголовного права, говорят о том, что не было требования. Они просто об этом умалчивают. Они просто об этом молчат и всё. Конвойные ну и что. Здесь я хочу сказать чуть пошире. Самое главное в вымогательстве — высказывание требования под угрозой насилия. Ну всем троим четко задается вопрос. Было высказано требование? Все трое говорят нет. Можно пытаться, учитывая позицию, так, так, как-то ее пытаться обкатать. Но это ведь четкий вопрос. Однозначный ответ — не было требования. Я не высказывал требование передачи акций. Ни требований на право имущества. Я не высказывал угрозу заключения под стражу. О том, что он адвокат, я прекрасно знал. И перед ним пытаться его запугивать — это вообще просто не обсуждается. Это не логично, это неправильно, это по-человечески неправильно. Я сам вел эти совещания по финмониторингу. Там люди с огромной задолженностью, я никогда не позволял себе даже не то, что голос повысить, вообще выражений каких-то. Заранее понимая, что у нас такая экономика, такая действительность, ко всему надо подходить объективно. Тут высказать угрозу: мы тебя под стражу заключим. Это вообще просто… Я не вводил его ни в какое заблуждение и не пытался ввести. У меня цели такой не было, ваша честь. У меня цели были другие — у меня горели… всё горело. Я видел панику Данильченко. У нас сутки на решение проблемы.
О мере пресечения вообще разговора не было, об изменении, либо еще о чем-то. На его вопрос… Цыганков, мы же слышали с вами это в суде, о том, что он находится под стражей и как ему быть с этим, что искать инвестора. Я же четко ему ответил, он эти слова четко повторил — это не наша компетенция. А то, что он акционер, к тебе и вопросы, тебе и решать. И обсуждали общие варианты. Все говорят — в нормальной человеческой обстановке. Не обстановке, я неправильно говорю. Нормальный наладился диалог. Он нас попросил в конце разговора — найдите мне инвестора. Он попросил. Ну, наверное, правильно сделал. Мы для этого-то и приехали, чтобы решать.
Почему он на меня указывал — я тоже объяснял в своих показаниях в суде, ваша честь. Ну, а на кого? На Троицкую ему указать? На Данильченко, который технический интеллигент с 4 месяцами стажа за спиной? Конечно, я. Он знал моё звание, мое правоохранительное прошлое. Конечно, кто мог высказать угрозу? Только я. Тут всё совершенно понятно.
Возвращаясь к возмездности сделки. Опять Шевелев сказал вам спасибо, я вам тоже спасибо говорю. Вы задали вопрос про 20 млн. Высказывал Цыганков? Высказывал. Говорил о 20 млн: дайте 20 млн, и я вступлю в переговоры с инвестором. Всё. Почему мы говорим о безвозмездности-то? Условия совершенно очевидные — дайте 20, я буду разговаривать. Ну о миллионе я уже не говорю, там миллион, полученный по расписочке.
Теперь я по поводу самого требования, вымогали, говорит, акции. Зачем? Никто не задается вопросом. Зачем нам акции, заложенные в латвийском банке, на предприятии, которое стоит минус 4,2 млрд рублей. Никто нас не слышит. Мы говорим — да у нас задача другая, зачем нам акции. Нам надо выдать завтра деньги из фонда «Милосердие» в размере 25 млн. Завтра. Сегодня события в следственном комитете. Завтра выдаем деньги. Зачем нам акции? Вообще вопрос собственности — зачем он нам? Я-то прекрасно понимал. У меня опыта хватит на финмониторинге, что решить вот эту задачу, снять напряженность, а вопрос собственности отодвинется сам по себе. Выдать рабочим эти деньги, чтобы он принес их домой — всё. Они уже не сядут на рельсы, они уже не будут ничего требовать 15-го числа. Нет, вымогали акции.
Я же еще сидя, как Сергей Николаевич [Калинкин], в клетке, еще вот только нас задержали в Новосибирске, вопрос — зачем вы вымогали акции, у меня сразу инстинктивно — как можно вымогать то, что не вымогается? А первоочередное право акционеров? А залог? Зачем их вымогать? Обвинение всё игнорирует. Акции предприятия — минус 4,2 млрд, заложены в латвийском банке. Причем, ладно, что залог у нас расписан в письмах, еще 8 числа по информации ГУВД, я об этом прямо говорю [первому заместителю губернатора Максиму] Макину в разговоре, докладываю ему ситуацию в 5 часов вечера уже оттуда со следственного комитета. Акции в залоге в латвийском банке. И зная это, говорить о чем-то.
Я в своих прениях, когда выступал, я так же материалами показал, что мы совершенно искренне, на начальной стадии Троицкая, а потом уже только я, я представлял для себя, что нам нужна доверенность на широкий спектр действий, чтобы завтра туда зашли технари, технический ИТР для налаживания техногенной обстановки, урегулирования ее и недопущения аварий, и выдача денег. Всё. Нам не нужны. Зачем всё это. То, что я докладывал, вернее, говорю Щукину о том, что вопрос акций, я же говорю — мне его просто заинтересовать надо было. Откажись Щукин, сказал бы идите вы еще со своим проблемным активом, я вам деньги дам и туда больше не поеду. И всё. И мы бы встали опять. То есть мы на нуле.
Я просто не могу употребить те слова, которые Троицкая с Данильченко от меня услышали, когда мы вышли. Всё, что угодно, только бы зашли. Мы оттуда ехали, выезжали со следственного комитета, ну с полным пониманием, что мы выполнили свою задачу. Что завтра будут деньги выданы, ИТР зайдут, отодвинется вот эта острая напряженность, всё. Я вас заверяю, ваша честь, что ни утром 12, ни утром 13, ни вечером никто не думал вообще о какой собственности. Да и не надо это вообще было. Просто эта шахта — ну да, острая ситуация, но таких предприятий по 2−3 в месяц возникало. И алгоритм действий был тот же. И мои разговоры по телефону были точно такие же. И щукинские слова были точно такие же, если это касалось только его.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML