Героем этой публикации LipetskMedia cтал майор Геннадий Чудин - спецназовец, сражавшийся на трех войнах. Он 10 раз ездил в командировки на Северный Кавказ, чуть не погиб, потерял ногу, но выжил, в том числе и для того, чтобы рассказывать правду о войне.
Геннадий Чудин родился в Липецке 27 июля 1970 года. Майор в отставке. Служил в липецком ОМОНе. Награжден орденом Мужества, медалями ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, «За отвагу», «За отличие в охране общественного порядка». Является заместителем председателя региональной общественной организации инвалиды войны в Афганистане – инвалиды войны, член общественного совета МВД. Женат. Отец двух сыновей.
- Геннадий Владимирович, первая командировка в горячую точку чем запомнилась?
- В ноябре 1992 года, когда разразился осетино-ингушский конфликт, от Липецкой области послали десять человек. Вместе с петербургским спецназом мы приняли под охрану поселок Чермен, а потом развернули блокпост на Черменском круге. Эта командировка длилась месяц. Семья не знала, где я нахожусь и что делаю. Моему первенцу тогда было всего четыре месяця, а жена переволновалась до такой степени, что у нее пропало молоко.
- На Северном Кавказе вы получили тяжелое ранение. Как все произошло?
- 5 сентября 2000 года мне передали с блокпоста о растяжках, которые наставил неприятель на окраине Грозного. Нужно было выехать и уничтожить их. Операция предстояла серьезная, ведь мы прикрывали главенствующую 319-ую высоту, которая контролировала всю окраину района. С группой прикрытия погрузились в «Урал» и начали подниматься в гору. На горе была мертвая зона, которую не видно с блокпоста. Там мы угодили в засаду. Сначала боевики подорвали под «Уралом» 120-миллиметровый фугас, а потом начали обстрел. Один осколок мины срезал мне большой палец на правой руке, а другой вошел под коленную чашечку. Из перебитой артерии кровь хлынула фонтаном, потом шла сгустками. Я потерял сознание… Группа прикрытия находилась в момент нападения в кузове. Второй офицер дал команду всем покинуть «Урал». Группа заняла оборону и начала отстреливаться. Когда я пришел в сознание, в машине уже никого не осталось. Я, прижав к груди сумку, в которой были гранаты, тротил, огнепроводный шнур для подрыва, капсюли-детонаторы и другие взрывчатые вещества, тоже выпрыгнул из грузовика. И опять потерял сознание. Пришел в себя, вижу рядом растяжку. Запоминаю ее местоположение и потихоньку ползу в сторону своих, при этом периодически теряя сознание. Открыв глаза после очередного обморока, я увидел своих бойцов, окруживших меня. Они вкололи мне промедол, ногу перетянули жгутом. Отдал им сумку со взрывчатыми веществами, рассказал, где видел растяжки, пока полз, и послал сапера, чтобы он их уничтожил. Тут уже подошло подкрепление с равнины. Когда произошло это столкновение на горе, минуты казались мне часами. Вроде смотришь – прошло всего пятнадцать минут, а у тебя вся жизнь перед глазами пролетела.
- Как вас спасали после ранения?
- У меня была большая кровопотеря, и, чтобы хоть немного восстановить давление, нужна была срочная эвакуация. Меня на носилках погрузили в машину и повезли в Ханкалу для оказания первой помощи, а потом на «вертушке» отправили во Владикавказ, куда доставляли тогда всех тяжелораненых. В засаду мы попали в девять часов утра, во Владикавказ я прибыл в полшестого вечера с давлением шестьдесят на ноль. После этого меня ждали шесть часов операции, ампутация ноги выше колена, клиническая смерть.
- Как вы пережили случившееся? С какими трудностями вам пришлось столкнуться после потери ноги?
- Это в кино показывают, как с ранеными на войне работают психологи, а в жизни все совсем не так… Когда очнулся после операции, оказалось, что укрыт одеялом по самое горло. Шевелю правой ногой – она двигается, левой двигаю – мне показалось, что я ее чувствую. Вздохнул с облегчением, решив, что ногу спасли. Посмотрел на палец и увидел на нем набалдашник. Думаю, хорошо, даже палец оставили. Тут ко мне подходит медсестра и задает вопрос: «Ну как, дорогой, себя чувствуешь?» - «Нормально». Она говорит: «Ты знаешь, что у тебя?», – и одеяло с меня сдернула. Смотрю, а у меня нет ноги выше колена, вместо нее только обмотанная бинтом культяпка в крови. Медсестра глядит на меня и спрашивает: «Ну что ты думаешь делать дальше?» - «Да что ж делать, будем жить». Она говорит: «Молодец», – накрывает меня одеялом и делает капельницу, чтобы я поспал. Вот так приблизительно и проходит реабилитация в военных госпиталях. Тяжелораненых там долго не держат, а то вдруг умрем и испортим статистику… Со мной вместе лечился майор, у которого родственник был генералом. Он приехал к нам, разогнал всех врачей, и нас сразу же первым бортом отправили в военный госпиталь в Ростове-на-Дону. Там все было совсем иначе, нам провели операции, за нами был более качественный уход и лекарства давали уже совсем другие…
…Но дальше меня ждали главные мытарства. Мне предложили деревянный протез, какие военным выдавали после Великой Отечественной войны. Я от него отказался и начал искать спонсора. Писал во все инстанции целый год, потом случайно попал на телевидение в программу «Забытый полк». После эфира на меня вышел спонсор и оплатил изготовление моего первого протеза, на котором я отходил одиннадцать лет. Когда он уже пришел в негодность, одна общественная организация вышла на благотворительный фонд «Память поколений», который выделил мне новый протез.
- Кто помог вам преодолеть все трудности?
- Жена и дети. Многих инвалидов супруги бросают. Мне с моей Валентиной очень повезло. Когда нас привезли из Ростова в Липецк, мы решили заехать перед госпиталем домой. Было четыре утра, жену позвали ко мне, она села рядом и спрашивает: «Что с пальчиком?». Я отвечаю: «Да с пальчиком все нормально. Вот только ногу отрезали» - «Да это все вообще мелочи». Валя со мной целый год по госпиталям моталась, по инстанциям ходила, искала спонсоров. Дошло до того, что предложила: «В крайнем случае, квартиру продадим, купим тебе хороший протез, а сами будем снимать жилье». Вообще, в той ситуации я сразу понял, кто друг мне, а кто нет. Друзья-то со мной остались, а всех тех, кто общался со мной, чтобы получить какие-то блага, как ветром сдуло. Сыновья также дали мне стимул не опускать руки. Любой родитель чувствует ответственность за своих детей. Мне тоже хотелось, чтобы они получили образование, устроились как-то получше в жизни. Старший сын преподает английский и французский в школе, а младший учится в Воронежском государственном университете на факультете журналистики.
- Вы частый гость в липецких школах. Что рассказываете детям?
- Некоторые говорят: «У меня дед всю войну прошел и ни разу о ней не рассказывал». У меня иная позиция. Я хожу по школам, веду военно-патриотическую деятельность, рассказываю ученикам о боевых действиях в Чечне, Дагестане, в Северной Осетии. Вы бы знали, сколько детей после моих рассказов подходит ко мне с вопросами. Молодежь-то у нас нормальная, ей хочется знать о войне, только у нас об этом не пишут и не рассказывают. Откуда, как не из таких бесед, им узнать об этом? Однажды ко мне подошел парень и говорит: «Вы знаете, все мои предки и родственники по мужской линии – военные, и моя семья хочет, чтобы я поступил в военное училище и пошел по тому же пути. Но я боюсь, что меня пошлют в горячую точку и убьют там. А я хочу жить». Этот парень не мог поделиться своими страхами с родным отцом, стеснялся и переживал, что его не поймут. Я ему сказал: «Если ты выберешь военную карьеру, не думай о том, что тебя убьют. Почему это должно произойти? Может, напротив, ты станешь героем России, на тебя будут все равняться, а твое поколение будет тобой гордиться. Ты сейчас внушаешь себе, что на войне всех убивают. Это не так. Ты, конечно, можешь получить ранение, но ты должен себя готовить к такой ситуации и не бояться ее. Даже если тебя ранят, ты должен сохранять мужество». Мы с ним проговорили почти час, и в конце он сказал: «Да, я решил, что буду военным. Спасибо большое, что поговорили со мной».
© 2025, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML