Пациент томского «НВ-Центра» Георгий Гальцев рассказал Тайге.инфо, зачем смеяться 15 минут всей группой, вешать на ногу рельсу, сажать зимой в уличный подвал и почему центр куда жестче армии.
Георгий сам обратился в редакцию после того, как прочел материал «Бьют и сейчас, но не везде» про реабилитацию людей, употребляющих наркотики, в Сибири. По просьбе героя его фамилия изменена на творческий псевдоним, под которым он пишет книгу о своем опыте лечения от алкоголизма.
Алкоголизм у меня начался в 17 лет. Я посчитал, что алкоголь решает мои проблемы, выравнивает мое эмоциональное состояние, начал пить чаще, потом без повода. Я не работал, и карманных денег, которые мама давала, на дорогой алкоголь не хватало. Приходилось пить всякую палень: водку паленую, боярышник. Все, что горит, пил. Иногда спирт знакомые отдавали.
В «НВ-центр» меня отвезли родители после очередной пьянки, когда я был не в состоянии ничего делать. 11 июня 2016 года меня просто погрузили и отвезли туда на машине. Я вообще не знал, куда еду. От первых дней реабилитации у меня обрывочные воспоминания: меня на входе заставили подписать какие-то бумаги, чтобы было все законно, потом отвели в группу резидентов.
Головной центр находится в Томске. Если сравнивать с армией, это «холодильник», где находятся новички на входе и на выходе из закрытой реабилитации. На закрытой программе находятся резиденты, которые беспрекословно выполняются все, что им скажут, на открытой — стажеры и консультанты, те, кто прошел программу и имеет опыт трезвости.
«Смехотерапия: все, кто находится в центре, идут в холл, встают по кругу и выдавливают из себя смех 15 минут подряд»
Жизнь в центре идет по графику — он такой, детский, там нет жести, которая происходит в загородных резиденциях «НВ-Центра». Подъем в 6 утра, 20 минут сборы, потом пробежка или по городу, или по актовому залу. Если по городу, все бегут колонной: впереди консультант, потом группа резидентов, потом стажеры, которые следят, чтобы никто не сбежал. После получасовой пробежки все идут на водные процедуры в бассейн с холодной водой, который называли «Порфирий» в честь Порфирия Иванова, о котором директор центра постоянно говорит. Потом переодеваться и на завтрак. Завтрак готовят люди, которые там просто работают, то есть сторонние. Потом читают книжку «Настрой на день», и каждый говорит, что он подумал и осознал.
Затем смехотерапия: все, кто находится в центре, идут в холл, встают по кругу и выдавливают из себя смех 15 минут подряд. Новичков это удивляло, и между собой реабилитанты это называли «психушкой». Потом все идут на планерку, где консультанты говорят директору, что они думают о каждом из резидентов в их присутствии. Потом «час директора» — это лекция, где он говорил о всяких древних цивилизациях, сверхлюдях, часто вспоминал Тисульскую принцессу, которую якобы нашли в саркофаге в угольных залежах. Иногда директор наши конспекты проверял, у меня они где-то сохранились. Потом была лекция о химических зависимостях, ее проводил консультант под запись. Также там проводятся занятия психологией, проводит их приглашенный психолог.
Дальше мы занимались по программе «12 шагов». «Шаги» делились на алкогольные и наркоманские. Когда сдаешь шаг, консультант и другие резиденты задают вопросы с подковырками, оскорбляют, чтобы человек лучше прочувствовал всю боль за свои поступки. Типа мама тебя кормила, а ты пил. Я сдавал шаг, рассказывал, как прятал выпивку от родителей, как с бывшей девушкой плохо поступал. Задача — вывести человека на эмоции, чтобы он рассказал эпизоды, которые ему покажут, что нельзя употреблять.
Потом полдник, и начинается фильмотерапия, кино выбирал директор, в основном, советское. Или была солотерапия, где поют. Чем громче поешь, тем лучше лечишься от зависимости, говорил нам директор. Дальше была домашняя группа, которая проходит по принципу обычного собрания анонимных алкоголиков*. Дальше ужин, после ужина уборка: подмести лестницы, столы, ничего сложного, но это делают резиденты. Медитация 20 минут: все сидят с закрытыми глазами, спать нельзя. Если уснул, могут просто на ноги поставить. Отбой часов в 11 вечера.
*Собрания «Анонимных алкоголиков» за пределами ребцентров — абсолютно бесплатны для всех, кто хочет избавиться от зависимости. Частные центры, использующие эту методику в своей работе, берут за реабилитацию деньги с самих реабилитантов или их близких, готовых на все, чтобы вылечить проблемного родственника (или просто не видеть его некоторое время). Месяц реабилитации Георгия, по его словам, стоил около 60 тыс. рублей.
Вся реабилитация, в основном, проходит в загородной резиденции. Это двухэтажный дом, который находится в Томской области. Таких резиденций несколько. С 28 июня 2016 года по 2 января 2017 года я был в загородной резиденции «Николаевка» в 33 километрах от Томска. Дом крайний, на отшибе, деревня полузаброшенная, убитая грунтовая дорога. Есть другой ЗРЦ (закрытый реабилитационный центр — прим. Тайги.инфо) — «Октябрьское», там деревня побольше. Раньше было больше резиденций (например, ЗРЦ «Рождественское» в 120 километрах от Томска), но их постепенно стали закрывать.
В таких центрах проходит, как она называется на слэнге, «основная выздоровлянка». Резиденты живут там несколько месяцев. Туда на недельные смены приезжают консультант и один–три стажера, это бывшие наркоманы, у которых есть сомнительный опыт работы по программе «12 шагов» и какой-то опыт трезвости. Раз в неделю приезжает машина с провиантом, из которого резиденты готовят еду.
В деревне при мне творились намного более жестокие вещи. Подъем там в 7 утра, но отбой может быть хоть когда. Если резиденты «ехали криво», то есть косячили, им после вечерней планерки выдают «групповую терапию». Это либо переписывание лекции «Своеволие» (она во многих центрах используется) либо физические «терапии», от безобидных до самых тяжелых.
Из тяжелых, это когда зимой в минус 10 или 15 градусов человека раздевают до майки и штанов и садят в уличный подвал на полтора часа, это называется «стакан». Я там тоже оказывался, но летом, за то, что плохо сдавал первый шаг. Меня туда посадили, чтобы я «проветрил мысли».
В ЗРЦ все зависит от фантазии консультантов и стажеров, она у них очень богатая. Практикуют, например, «навесную терапию», когда на человека что-то вешают. Допустим, у меня был случай: я забыл вытряхнуть грязь из ведра и оставил его на заднем дворе. Мне его «выдали на сутки»: в дом мне ведро сказали не заносить, но по улице я всегда должен был ходить с ним. Если «потеряешь терапию», ее могут утяжелить или продлить. «Терапией» называется любой навес. Выдают ее обычно на день, потом ты должен ее сдать, обращаясь к стажеру по имени-отчеству.
«Когда я заехал в деревню, у меня были мысли свалить оттуда сразу же, но было страшно, потому что побег жестко карается»
Мне ребята рассказывали, что один человек оставил нижнее белье сушиться и забыл его убрать. За его проступок ответственному за баню примотали белье скотчем к голове.
Меня били три раза, наверное. Когда я заехал в деревню, у меня были мысли свалить оттуда сразу же, но было страшно, потому что побег жестко карается. Там был парень с опытом побега, и мы с ним сговаривались, но наш план раскрылся. Сначала его вывели на задний двор, отпинали вчетвером. Он думал ему руку сломали, но нет. Меня тоже вывели, но мне меньше досталось — просто синяки были. Потом нас закинули в подвал на час, потом из подвала вытащили и дали «терапию». Не такую, как беглецам, потому что мы просто хотели сбежать, но не сбежали. «Терапию» нам выдали следующую: режим «тапки», то есть все время ходишь в тапках, и на пробежку, и в баню, по дому. Поставили нас на неделю в кухонный наряд, и мы должны были каждый день прыгать по 500 бобылей, то есть по-армейски «ловить бабочек»: приседать, подпрыгивать, хлопать над головой и обратно.
Бобыли — это «спорт-терапия». А самая распространенная «спорт-терапия» — это отжимания. Они положены за все: за безответственность, за своеволие.
За резидентами всюду ходят стажеры, сбежать трудно. За неделю до моего заезда резидент Саня и еще один парень Паша «подрезались» у стажера на яму мусор выкинуть. Пошли на яму и драпанули в лес, вышли на дорогу и начали ловить попутку. И по иронии судьбы, в этой попутке ехали ребята с центра. Их отпинали и вернули в резиденцию. Одному на цепь повесили швеллер, второму чурку. Швеллер — это рельс шестидесятикиллограммовый. Его приматывают беглецу на ногу, и он его никогда не может снимать: на пробежке с ним, везде с ним. Основной прикол этой «терапии» в том, что не каждый его может поднять, и группе приходится его таскать тоже. И группа начинает ненавидеть человека, который заработал этот швеллер.
«Швеллер — это рельс шестидесятикиллограммовый. Его приматывают беглецу на ногу, и он на пробежку с ним и везде»
Был там один консультант, «срывник», по реабилитациям скитался половину своей жизни, ему 25 лет. Погоняло у него было Тверской. Он в «НВ-центре» оказался за несколько лет до моего прибытия, потом пришел опять туда сдаваться, потому что понял, что опять капец. Он как «срывник» заехал на три месяца. Так как его все знают, типа он надежный, его сразу в деревне сделали «зеленкой» (это полу-стажер, скажем так). Он везде ходит, никого не спрашивая, контролирует резидентов, может раздавать «терапии». То есть по сути он нелегальный стажер. В центре есть «зеленки» или «духовки»: «зеленка» ходит «по зеленой», то есть без разрешения, «духовка» — это духовный лидер, то есть почти стажер. Вот этот Тверской вышеупомянутого Саню, который сбегал, и наркомана, которого звали Сергей, гонял очень жестоко. Как-то Саня накосячил, Тверского это взбесило, он вообще был эмоциональным и злобным типом, и просто сказал Сане: «Бери гантели, побежали до „Октября“». То есть от ЗРЦ «Николаевка» до ЗРЦ «Октябрьское» по дороге 8 километров. Дал Сане гантели килограмм по 15 каждая, и заставил бежать туда и обратно. И с Сергеем он то же самое сделал. Мы это называли «тверское безумие»: парня зимой в подвал посадил тоже он.
Когда кто-то заболевал, была расхожая фраза: „Вот парацетамол, делим на две части — одна от головы, другая от живота”»
У нас были популярны терапевтические групповые пробежки. Кто-нибудь один накосячит, консультант говорит: «Сборы 4 минуты — и все на спортуголок». Резиденты должны собраться, выйти и бежать, например, до трассы 3 км. И это могло быть и днем, и вечером, и ночью. Резидентам могли дать бревно килограммов 15–20 на самодельных лямках из скотча — надеваешь как рюкзак и бежишь с ним. Бревно зовется «Буторфанол», по названию лекарства.
Когда кто-то заболевал, была расхожая фраза: «Вот парацетамол, делим на две части — одна от головы, другая от живота». Это вроде локального мема. Есть терапия «держать потолок». Если человек залипает (засыпает) на действии, его ставят на ноги с вытянутыми вверх руками, и так он стоит какое-то время. Иногда в руки пластиковую литровую бадью дают. Опустил руки — группа огребается. Или «сон на связке»: кладут в спальне штабелем резидентов, привязывают скотчем рука к руке, нога к ноге, и так все спят. Однажды в ноябре приехал новичок. У всех была утренняя пробежка на прорубь, и новичок туда прыгать не захотел. Резиденты по указанию Тверского его просто раздели и бросили туда. Или девчонка молодая была, хотела домой сильно. Ей выдали такую «терапию»: нарисовали на полене маркером телефон, и она носила этот «телефон» с собой.
С родителями не разрешают видеться и звонить им, пока находишься на закрытой реабилитации. В моем случае это продолжалось 7 месяцев. 14 января я перешел на открытую реабилитацию, стал ездить в ЗРЦ стажером. Там уже разрешены звонки родителям, живешь в городе на съемной квартире с такими же стажерами, на смены в деревню ездишь. Я вот в ЗРЦ «Октябрьское» ездил.
Раньше закрытая реабилитация была 3 месяца для алкоголиков, 5 месяцев для наркоманов, но незадолго до моего заезда стали давать 5 месяцев всем. Мне еще на месяц продлили, потому что у директора есть такой загон, что нельзя выпускать резидентов перед Новым годом, днем рождения, майскими праздниками. Психологи центра говорили моим родителям, что мне нужен еще месяц, потому что я могу сорваться. После прохождения закрытой реабилитации выдают сертификат (копия сертификата Георгия есть в распоряжении редакции — прим. Тайги.инфо).
Я уже два года трезвый, но считаю, что эти мучения не оправдали себя. Как нам говорили, что статистика по центру такая: срываются девять из десяти, остальные заезжают по новой или не успевают заехать и умирают. Я считаю, что центр меня искалечил как человека, я стал более жестоким. Сказалась групповая ответственность, психологическая давка, когда один «криво поехал», а остальные вместо поддержки давят на него, потому что огребаются сами. Как говорят люди, которые отслужили в армии, в реабилитации жестче.
«Статистика по центру такая: срываются девять из десяти, остальные заезжают по новой или не успевают заехать и умирают»
Была еще такая «терапия». Один человек съел что-то на кухне без спроса, и ему за это сделали «бутерброд правды». Берется буханка хлеба, вырезается мякиш, туда кладется маргарин, лук, кетчуп — все, что есть на кухне. И человек должен это съесть. Пока он это не съест, все отжимаются и ненавидят этого человека. Понятно, что одному это съесть тяжело, но они его все равно ненавидят, потому что им всем неудобно. И люди там проявляют свою истинную сущность: ненависть, презрение, злость. У меня там три раза возникало желание [совершить суицид], даже [приспособление для самоубийства] была припасена.
С родителями у меня сейчас нормальные отношения. Я от них съехал: просто решил, что лучше буду жить отдельно. Мама считает, что мне помог реабилитационный центр, а я считаю, что единственное, в чем он помог — это самостоятельность, которую я мог обрести и другими методами. То, что я не пью — я мог бы этого добиться и без центра, если бы попал на городские группы или просто бы в изоляции провел месяц, но без этой жести. В центре люди звереют и дичают. Человек выходит из центра, начинает подмечать недостатки за другими и ненавидеть их за эти недостатки, потому что у него осталась привычка, что он за это огребается сам. Те, кто становятся стажерами, начинают отыгрываться на резидентах. За мной такого не было, потому что я сам добрый и мягкий. Но многие начинают жестить.
«ТЕ, КТО СТАНОВЯТСЯ СТАЖЕРАМИ, НАЧИНАЮТ ОТЫГРЫВАТЬСЯ НА РЕЗИДЕНТАХ»
В центр попадают не только зависимые люди. При мне завезли девочку из Новокузнецка, которую родители подозревали в алкоголизме, хотя ей было всего 17 лет. По ней не было видно, что она алкоголичка. Она пила несколько раз в жизни, а родители ее «замотали» в центр, потому что она из дома часто уходила. Я тогда был стажером, и нам была поставлена задача доказать ей, что она алкоголик. Этим и занимаются в центре — неважно, реальный ты алкаш или нет. Если попал в центр, значит, есть за что — это политика директора.
Также в центре были анорексики и булимики, которым там делать нечего. Их лечили странными способами. Был в «Октябрьском» отмороженный консультант-срывник, который раза три реабилитировался. Одна девочка отказывалась есть, и он не придумал ничего лучше, чем посадить ее в ледяную бочку с водой.
Лечить от алкоголизма меня безусловно надо было, маму я даже не обвиняю. Она хваталась за любую возможность, была в отчаянии. Ей просто посоветовали реабилитационный центр. Так как об «НВ» идет слава, что это лучший центр, мама отправила меня туда. Влезла в кредиты, чтобы платить за это. На самом деле она не знала, что делать, потому что, как лечить алкоголизм и наркоманию, в нашей стране вообще не рассказывают. Поэтому люди щемятся в эти частные центры, которые вообще непонятно кто держит и какими методами там все делают.
Сейчас я подработками перебиваюсь. Живу в общежитии, учеба очная, получаю стипендию, родители помогают — мне хватает. С учебой более-менее, в принципе, особых проблем не возникает. Время пребывание в центре я на страничке «ВКонтакте» отметил как военную службу, потому что по влиянию на меня — это что-то типа армии, только более жесткое.
Редакция Тайги.инфо обратилась в «НВ-центр» с просьбой уточнить, действительно ли его сотрудники применяют озвученные выше методы реабилитации и с какой целью.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML