Приводим фрагмент его выступления в прямом эфире «Огонька Тайги» с Алексеем Мазуром и Евгением Мездриковым.
«Решение об обнулении сроков [Владимира Путина] имеет скорее психологическое и моральное значение, чем политическое, как ни странно. Важнее решение о создании Госсовета. Речь идет о конструкции, которая будет замещать Путина по мере его ухода от власти. Это будет процесс постепенный, но довольно быстрый. И уже в 2022 году мы его не увидим в политике — ни в российской, ни в международной. И вот сейчас на этот случай «прокладывается соломка».
Представьте себе ситуацию (а вы ее увидите довольно скоро), когда президент будет работать с документами, рукопожатие будет оставаться крепким, а фактически страной будет руководить новое Политбюро в лице Госсовета. Во избежание двоевластия предварительно решено, что президент и возглавит Госсовет на первых порах. Но, подчеркну, и это очень важно: все, о чем сейчас я говорю, — это то, как это выглядит на данный момент. А жизнь сильнее наших планов, как это выяснилось, допустим, в марте этого года, когда эпидемия коронавируса поменяла планы всех политиков и государственных деятелей, включая Владимира Путина.
Даже брежневское Политбюро было ответственнее, более зрелым и радеющим за судьбы Отечества и общества органом, чем все то, что находится в окружении Путина. Речь не об отдельных людях, а о направленности институтов и системы власти в целом. То, что находится вокруг Путина, те, кто принимает важнейшие решения, они даже по стратегическому мышлению ни в какое сравнение не идут с теми престарелыми советскими руководителями.
Это удивительно, но факт. Объясню, почему. Потому что нынешние руководители пришли во власть путем ничем не оправданной «возгонки». Их «на дрожжах» искусственно поднимали. А те люди [из Политбюро] прошли определенную школу. В советской номенклатурной системе был неплох этот принцип, когда вы должны были на каждой ступеньке лестницы какое-то время побыть.
И плюс я помню историю (мне после пересказывали), когда члены Политбюро, уже позже, при Горбачёве, вели дискуссию и не могли решиться поднять цены на хлеб на 10 копеек. Они боялись, что их не поймут люди.