В середине ноября 2016 года по обвинению в вымогательстве у собственника шахты Антона Цыганкова 51% акций (513 штук) АО «Разрез Инской» стоимостью, по версии потерпевшего, более миллиарда рублей, были задержаны восемь человек: заместители губернатора Кузбасса Амана Тулеева Алексей Иванов и Александр Данильченко, начальник департамента административных органов региона Елена Троицкая, миллиардер из списка Forbes Александр Щукин и его доверенное лицо Геннадий Вернигор, руководитель СК РФ по Кемеровской области Сергей Калинкин, замглавы второго отдела по расследованию особо важных дел СК РФ по Кемеровской области Сергей Крюков и старший следователь Артемий Шевелёв. Процесс под председательством судьи Александра Вялова начался 31 октября 2018 года в Центральном районном суде Кемерова. Семеро из восьми подсудимых находятся под домашним арестом, а генерал-лейтенант Калинкин — в СИЗО. Обвинение предъявлено по ч. 3 ст. 163 УК РФ за вымогательство организованной группой в особо крупном размере.
Более чем за полтора года судебного разбирательства были допрошены более сотни свидетелей, оглашены «прослушки» телефонных разговоров фигурантов дела и характеризующие материалы на каждого подсудимого. В суде уже были допрошены обвиняемые Вернигор, Данильченко, Иванов, Крюков, Троицкая, Шевелев. Тайга. инфо начинает публиковать содержание допросов Александра Щукина, с его характеризующими материалами мы знакомили читателей ранее.
«Александр Филиппович, вы договаривались с кем-либо, включая иных подсудимых, совершить вымогательство акций АО „Разрез Инской“?» — начал допрос адвокат Щукина Михаил Пендюрин.
«Нет, я ни с кем не договаривался, — отрицательно ответил Александр Щукин. — Я собирался спокойно в отпуск 12 числа [июля 2016 года] и хотел уезжать. Не договаривался ни с кем».Также Щукин последовательно отрицал, что договаривался с кем-то требовать у Антона Цыганкова передачи акций в свою пользу, просил кого-то угрожать Цыганкову или применять к нему насилие".
«Вы признаете себя виновным в том, что в период с 8 по 12 июля 2016 года в составе группы лиц по предварительному сговору совершили умышленное преступление — вымогательство, то есть требование передачи чужого имущества и права на имущество в целях получения имущества в особо крупном размере, с применением насилия и угрозой применения насилия?» — защитник сформулировал вопрос, цитируя обвинительное заключение.
«Я признаю себя виновным в том, о чем я говорил на стадии предварительного расследования, — заявил суду Щукин. — В указанном я себя виновным не признаю, никакие акции я забирать не хотел и ни с кем не договаривался».
Напомним, Александр Щукин — единственный из подсудимых, кто два года назад в начале судебного следствия заявил, что «признает вину частично», остальные вину отрицали полностью. Что означает формулировка «признаю вину частично», прессе тогда поясняли защитники Щукина.
Отвечая на вопросы защиты, Щукин пояснил, что ни о каких уголовных делах, возбужденных Беловским отделом СКР по факту невыплаты заработной платы работникам АО «Разрез Инской» (ч. 2 ст. 145.1 УК РФ) в июне 2016 года, ему известно не было, потому что «Разрез Инской» его не интересовал. Подробности о деятельности шахты он узнал от следователя во время предварительного следствия по своему уголовному делу.
Щукин сообщил суду, что утром 8 июля 2016 года его разбудил телефонным звонком заместитель Тулеева Алексей Иванов и сказал: «Александр Филиппович! Положение тяжелое! Надо выплатить зарплату! Шахта забастовала!»
«Я спросонья его спрашиваю: „Какая шахта?“ — вспоминает Щукин. — Иванов называл разные шахты, называл Колмогоровскую, называл все шахты. Из разговора я понял, что речь идет о „Разрезе Инском“. Я ему в шуточной форме спросонья сказал: „Ну можно и мне шахту присуропить, там поработать на ней вместе“. Я так сказал, потому что про все плохие совхозы, колхозы и шахты Кемеровской области мне говорили: „Давайте присуропим, там поработаем“».
Иванов объяснил Щукину, что нужно быстро перечислить 50 млн рублей, чтобы «закрыть» зарплату на шахте и избежать забастовки, потому что приближаются выборы в Госдуму. Щукин согласился перечислить деньги. Через некоторое время Щукину позвонил губернатор Аман Тулеев и сказал, что нужно перечислить не 50, а 70 млн рублей.
«Это была пятница и я ему сказал: „Аман Гумирович, я уже 50 миллионов перечислил, не знаю успею еще перечислить, потому что в отпуск собираюсь“, — рассказывает Щукин. — Тулеев говорил, что деньги надо перечислить срочно, на шахте забастовка, надо выплатить зарплату, вопрос находится у президента на контроле. Я ответил, что если сегодня, в пятницу, успею выплатить — то выплачу, если нет — то в понедельник. Я изыскал резервы, позвонил банкирам, которых знал, банки же в пятницу рано закрываются, и перечислил еще 20 млн рублей. Всего перечислил — 70 млн рублей. После этого я сказал Тулееву, что „за первую сотку и что мы шахту не берем — душите меня по Ростехнадзору“. И когда я перечислил эти 70 миллионов, Иванов мне сказал: „Все, с Аманом Гумировичем у тебя наступил лад“. Лад наступил — значит, что мы теперь с ним в хороших отношениях. А я, как бы сказать, никогда с ним в плохих отношениях и не был, просто иногда меня то допускали, то отгоняли. Вот я перечислил деньги и сказал Иванову, что теперь по Ростехнадзору надо ослаблять давление [в начале июля 2016 года Ростехнадзор шахты Щукина активно проверял, приостанавливая их работу]. Ростехнадзор же приходит и все проверяет, он же свою работу выполняет — ему дали команду. Вообще Ростехнадзор комплексные проверки раз в год проводит, из Кемеровского управления приезжают раз в квартал, еще инспектор на шахте сидит и проверяет ее постоянно. А тут они заездили из Кемерово! Поэтому я и сказал Иванову, что деньги отдаю и — до свидания ваш технадзор и шахта „Инская“, потому что получается что-то не то».
Деньги для погашения зарплаты шахтерам 8 июля Щукин перечислил добровольно, потому что «сам шахтер». Ранее, в марте 2016 года, он уже перечислял 100 млн рублей по просьбе чиновников на не связанные с «Разрезом Инским» цели. Разговор о том, что администрации региона нужны еще 50 млн рублей продолжался со Щукиным уже некоторое время до 8 июля, но он отказывался перечислять деньги и связывает с этими отказами остановки Ростехнадзором своих шахт «Полосухинской» и «Грамотеинской».
Щукин обратился к Тулееву с просьбой ослабить проверки Ростехнадзора и спросил: «Почему деньги плачу, а душите шахту?» Тулеев ответил на это Щукину: «Иди к Иванову, разбирайся». Иванов заверил: «Все разберемся, все с шахтами будет хорошо».После этого проверки прекратились, шахты запустились и стали работать.
«Ваша честь, я 8 июля деньги перечислил, а 10 июля шахта уже заработала, — уточнил в суде Щукин. — Ростехнадзор же приходит к вам в суд и говорит: „Остановим шахту?“. Шахту остановили, как устранишь нарушение — в суд подаешь прошение, и суд говорит: „Работайте!“ и мы работаем. Я хочу добавить, я же перечислил 50 млн рублей, потом 20 млн и еще 30 млн рублей, а почему-то следствие в обвинении указывает, что я перечислил только 50 млн рублей, мои адвокаты же собрали все документы».
С Сергеем Калинкиным Щукин познакомился в 1995 — 97 годах, когда работал директором шахты «Полосухинской». Калинкин в то время был еще лейтенантом «с маленькими погонами», его первая жена Елена Калинкина работала на шахте юристом. На корпоративы по случаю Нового года и дня рождения Щукина все сотрудники приходили с супругами.
«Раньше мы, мужики, собирались и гуляли одни, а потом нам жены сказали: „Нельзя без жен!“, потому что некоторые терялись потом на сутки-двое: уедет на автобусе и потеряется, —вспоминает Щукин. — На один из таких праздников Лена привела своего мужа — лейтенанта Калинкина, там мы с Калинкиным и познакомились. У нас завязались не то что дружеские, а приятельские отношения: он поздравлял меня с Днем шахтера, а я его с Днем прокуратуры: он в прокуратуре тогда работал, еще не было следственного комитета. Позднее, когда он стал работать в следственном комитете, мы встречались на корпоративах у Тулеева. Аман Гумирович давно работал, лет 20, любил собирать весь народ на новогодние и рождественские праздники. Там много народу собиралось, почти все бизнесмены Кемеровской области, из Москвы приезжали, все приезжали, Бокарев, Абрамов, с „Евраза“. Вот там мы и встречались: здравствуй, прощай, поговорили и разошлись».
Щукин утверждает, что поддерживал с коллегами-бизнесменами и другими участниками тулеевских корпоративов хорошие, приятельские отношения, мог звонить им в любое время. «Хоть с кем я разговаривал, потому что я уголь добывал коксующихся марок, — объяснил предприниматель. — Когда у нас „Сибуглемет“ был, мы добывали 17 млн тонн угля». И с Калинкиным, как и с другими, Щукин мог себе позволить «вести по телефону разговоры неформального содержания».
Щукин не знал, что 8 июля 2016 года генерал-майор СК Калинкин изъял из следственного отдела СКР по Беловскому району уголовное дело № 16400205 по факту невыплаты зарплаты работникам АО «Разрез «Инской» и передал его для дальнейшего расследования Артемию Шевелеву. Щукин категорически отрицает, что просил Калинкина, а, значит, и следователя Шевелева возбуждать в отношении Антона Цыганкова уголовное дело по ст. 201 УК РФ, задерживать его и лишать свободы. «Я в следственном комитете не работаю и никакие команды там я не давал, и Шевелева я тогда не знал», — реагирует Щукин на предъявленное обвинение.
«Тулеев, когда звонил мне 8 июля, сказал, что „будем решать вопросы по шахте“, — свидетельствует подсудимый. — Потом я по-дружески рассказывал Калинкину, что с шахтой происходит, как она уголь не добывает, откуда будете деньги платить, если угля нет. Тулеев мне сказал, что будем „народ пленить“, а потом разбираться. „Пленить“ в моем разумении — значит арестовывать. То есть будут арестовывать народ, а потом разбираться с народом. Собственников будут искать. Я не знаю, была ли это позиция Тулеева, но он, наверное, Калинкину об этом сказал, потому что Калинкин потом говорил, что „будут пленить народ“, арестовывать, искать собственника. Вот это я и знал».
Обстоятельства уголовных дел «Инского» Щукин с Калинкиным не обсуждал, он рассказывал Калинкину о том, как работал «Разрез Инской», потому что знал от людей, которые там работали, что шахта в бедственном положении, угля нет, полтора года комбайн едет по породе. Калинкин был озабочен тем, кто будет платить шахтерам зарплату, когда закончатся деньги, которые дал Щукин. Щукин говорил генералу, что необходимо искать инвестора.
«Я говорил, что „кто платит, тот и заказывает музыку“, — поясняет Щукин содержание оглашенных в процессе прослушек телефонных переговоров, — и я Тулееву говорил, что надо взять шахту в управление, но ни про какие акции, про отбирать, про забирать, я ничего не говорил. Какая-то угроза?! Уже больше четырех лет прошло, и я не могу понять, кто ему [Цыганкову] угрожал и как ему угрожали. Шахту „присуропить“? Как ее „присуропить“, если у нее есть хозяин. Да, я говорил, что хотел получить в управление шахту. Я еще не знал, кто такой Цыганков, 8 июля я говорил, чтобы в управление шахту дали, и я бы навел там порядок».
Для Тулеева, по мнению Щукина, главным было, чтобы шахтой кто-то управлял, потому что «Разрез Инской» — градообразующее для Белово предприятие. Шахта должна была работать, платить налоги и зарплату, а деньги, выручаемые от продаж добытого угля, всегда проходили мимо шахты тем, кто ей управлял.
С подсудимыми Артемием Шевелевым, Сергеем Крюковым и Еленой Троицкой, с которыми, по версии следствия, Щукин вступил в сговор в июле 2016 года, предприниматель познакомился 23 октября 2018 года в новосибирском суде.
«Рядом постояли, поговорили. Раньше я их не знал. Если я их вообще не знал, как я мог на них, на Шевелева и Крюкова повлиять? — комментирует Щукин формулировки обвинительного заключения. — Мы не были знакомы. Я бы не просил их ни о чем, даже если бы мы были знакомы. У них есть свой начальник, который принимает решения. Ваша честь! Как я, Щукин, могу просить двух генералов кого-то арестовывать? Я приду и скажу: „Калинкин, Иванов идите арестовывайте Цыганкова и мне акции отдавайте!“ — это же бред, просто бред. Как я могу приказать двум генералам?!»
«Все сидящие в этом зале знакомы с Тулеевым. Кто-то по телевизору. Я работал в бизнесе и, думаю, преуспевал, — рассказал Щукин суду о своих отношениях с экс-губернатором Кузбасса. — Меня всегда вызывали в администрацию, иногда заходил к Тулееву, на корпоративные вечера приглашали, медали давали. Вот так я с Тулеевым и познакомился. Дружеских и приятельских отношений у меня с ним не было, потому что он меня часто гнобил. Это и Иванов в своих показаниях говорил, что вот Александр Филиппович дал 70 миллионов и с Тулеевым помирился. Ну как гнобил — не гнобил, а „держал в узде“.Держал, чтобы я никуда не лез».
«Не лез куда?» — полюбопытствовал суд.
«Да никуда!» — ответил обвиняемый.
«Ваши отношения позволяли вам делиться своими успехами и планами с Тулеевым?» — спросила адвокат Елена Юлова.
«Да, позволяли, — согласился Щукин. — Чтобы там кто ни говорил, но мне дали „Почетного гражданина Кемеровской области“. За мою хорошую работу дали мне „Герой Кузбасса“. Потом сказали, может, в 2017−18 году еще что-нибудь получишь от правительства РФ. Вот, получил. У меня не было личных отношений с ним, никакими планами с ним не делился»
«Про «У К Заречная вы не делились?» — уточнила Юлова.
«Вы хотите сказать по работе, домой-то я к нему по дружбе не ходил, — понял подсудимый. — Да, я ему докладывал, нас же всех всегда вызывали и спрашивали: „А что вы делаете?“. Я ему говорил, что меня приглашал Сиенко с „УК Заречная“ („Уралвагонзавод“), который сначала приходил к Тулееву с просьбой рекомендовать управляющего на шахты. Предложили Федяева, но он отказался, сказав, что у него своих шахт много. Потом позвали меня, я тоже первый раз отказался, но потом согласился быть советником или помощником директоров шахт. Сиенко меня всегда спрашивал по углю, как продаете уголь, потому что на шахте „Полосухинской“ самый ценный уголь тогда был из всех марок, который добывали в Кузбассе, марка „Ж“. Вот он меня спрашивал почему так? Почему этак? Я ему обрисовывал обстановку по „УК Заречная“, как работать надо, потому что там было 4 000 человек и у них еще был завод „Юрмаш“, который надо было загружать работой. Допустим, есть шахты „Грамотеинская“, „Инская“, „Полосухинская“, „Заречная“, „Алексиевская“, „Октябрьская“ — это много шахт, на которые необходимо покупать комплексы, которые добывают уголь, комбайны проходческие и, если бы были заказы шахт, то завод „Юрмаш“ бы работал».
Сам Тулеев приезжал к Щукину дважды, один раз вместе с премьер-министром Владимиром Путиным в 2014 году. Позже Щукин еще раз виделся с Путиным.
«Разрез Инской» не сильно волновал Щукина. Предприниматель знал, что шахта маленькая и обременена техническими ограничениями по добыче угля из-за газа и воды. Какие меры администрация региона предпринимала для исправления кризисной ситуации на «Инском», в том числе о работе на шахте выездной комиссии, Щукин узнавал из разговоров с Калинкиным, Ивановым и Тулеевым.
Они рассказывали ему, что Тулеев дал Иванову команду искать собственников и работать с ними, что искали акционера Гаврилова, что есть еще какой-то акционер, который работает адвокатом в Новокузнецке и владеет 51% акций, его искали, чтобы поговорить о выплате зарплаты. Позже Щукину сказали, что в Новокузнецке нашли Цыганкова. О созданной 8 июля антикризисной комиссии под руководством Данильченко и о письмах Иванова руководителям силовых ведомств Щукин не знал.
Тулеев и Иванов говорили Щукину, что Цыганков — номинальный акционер, а позже Иванов рассказал, что акции Цыганкова заложены в латвийском банке. Для Щукина тогда это никакого значения не имело, но про себя он подумал, что управлять шахтой некому.
«Как говорят, богу — богово, каждому человеку свое, — объяснил подсудимый участникам заседания. — Вы же не можете сейчас идти управлять шахтой, а я не могу идти управлять адвокатурой, потому что я не знаю как, я знаю хорошо шахту. И когда сказали, что это адвокат Цыганков, я понял, что там управлять некому, и почему акционер не предпринимает никаких мер. Ну адвокат, как он может шахтой управлять?»
Перечислив 70 млн рублей на зарплаты рабочим «Разреза Инского», Щукин понимал, что история на этом не закончится. «Я говорил Калинкину: „Ну ладно, сегодня я заплатил зарплату, а завтра кто будет платить? Инвестора-то ищите!“ — рассказывает предприниматель. Не помню, я говорил Калинкину или он говорил мне: „Следственный комитет-то не набегается везде. Сегодня зарплату найдет Щукин, а завтра Иванов-Сидоров-Петров. А кто дальше-то зарплату будет платить? Кто?“. Я это Калинкину объяснял, он говорил: „Да, я все это понимаю, будем искать инвестора“. Они потом, когда я отказался инвестором стать, в „Южкузбассуголь“ пошли, а там технический директор, они его стали напрягать: „Ты шахту не возьмешь“? Он звонил [Сергею] Гусакову и говорил: „А ты шахту „Инскую“ не возьмешь в управление?“, вы же слышали телефонный разговор. Я не знаю, как там все порешалось, когда мы ушли оттуда».
Позже Щукин перечислил в фонд «Милосердие» еще 30 млн рублей, общая сумма составила 100 млн. Иванов и Тулеев говорили ему, что зарплату перечислили, все нормализуется. «А на зарплату шахта получила всего 26 млн, и вот у меня вопрос, думается: как так, 100 млн я перечислил, получили 26 млн, а остальные где денежки-то?» — удивляется подсудимый. Щукин утверждает, что мог отказать губернатору и не давать денег, но опасался, потому что последствий отказа предугадать не мог.
Всего в 2016 году угледобытчик перечислил в фонд «Милосердие» 200 млн рублей, покупал по просьбам руководства Кузбасса машины скорой помощи, автобусы, служебные автомобили, палки для скандинавской ходьбы и «еще 1000 велосипедов, чтобы все старушки ездили в магазин».
«И все это постоянно требовали, Иванов приходил: „Давай купим это, давай купим то!“ Все это я покупал, — рассказывает Щукин. — Если все это поднять и подсчитать, будет около 600 миллионов рублей, потому что один автобус стоил тогда 10 миллионов. Наша область же хорошая, а у меня есть птицефабрика, мне говорили: „Дай бедным людям курей“, но это, наверно, не надо записывать. Уже потом я о фонде „Милосердие“ узнал из СМИ, кто там правит, куда деньги девали, про суды. Я узнал, что я им давал деньги, а они брали и на курорты ездили».
Никакой корысти в том, чтобы завладеть акциями «Разреза Инского», по словам Щукина, он для себя не видел. Владеть акциями шахты и управлять предприятием, как пояснил подсудимый, это две разные вещи.
«Может, 8 июля я и хотел взять в управление акции, — рассказывает Щукин. — Я всегда говорил, и Цыганкову говорил, что если я войду в ваш бизнес, то я выкуплю ваши акции за свои деньги, мне не надо никаких подачек. Когда я начал разбираться с шахтой 11 июля, то увидел, что там 11 млрд рублей долгов. 11 млрд на шахте долгов! И когда выпутаешься из этих долгов? Потому что Юшваев, Гаврилов — все вот эти вот люди — они богатые, а я-то маленький. Где я 11 миллиардов подниму на этой шахте? Потом купить два комплекса, потому что я не работаю одним комплексом, мне надо два, чтобы один работал, а другой в лаву монтировали, это еще пятерка [5 млрд рублей]. И на проходку — в 2015 году шахта не работала, в проходке кабелей не было — туда бы еще надо было пятерку. Вот посчитайте сколько надо денег! Комплекс один стоит 1,8 млрд без монтажа, мы монтаж сами делаем, поэтому не прибавляем».
Шахта «Разрез Инской» интересовала Щукина, поскольку располагалась рядом с его действующей шахтой «Грамотеинская» и строящейся в поселке Черный Калтан шахтой «Чернокалтанской», где он выиграл конкурс. Щукин рассматривал вариант строительства общей горно-обогатительной фабрики для этих трех шахт с мощностью переработки 5 млн тонн угля, что позволило бы обеспечить рабочими местами половину Белово.
«В управление было интересно взять, а потом, когда на все это посмотрел, я подумал: а как я возьму предприятие в управление с 11 млрд рублей долгов? — вспоминает Щукин. — У меня был с [Русланом] Ростовцевым такой казус, он мне дал поуправлять своей половиной, а потом пришел, сказал: „Шахты мои!“ и шахты забрал. Так бы и Юшваев поступил, когда я бы все сделал. Если машина не едет — она же никому не нужна, ваша честь, а когда поехала — она всем нужна».
За управление «Разрезом Инским» команда специалистов Щукина получала бы по договоренности с собственниками шахты фиксированное вознаграждение порядка 200 тыс. долларов в месяц, если бы собственника не устроило управление — договор всегда можно было расторгнуть. В случае же когда Щукин становился собственником, он должен был бы инвестировать в уже свою шахту около 16−17 млрд рублей. Поэтому никакого желания завладеть «Разрезом Инским», Щукин, по его словам, не испытывал и испытывать не мог, и никакой корысти владение акциями шахты ему не сулило.
Право на имущество шахты балансовой стоимостью 2,789 млрд рублей, которое указано в обвинительном заключении, и сама формулировка «через владение акциями завладеть правом на имущество» Щукину представляются неверными. Владея пятью десятками компаний, из которых около тридцати — акционерные общества, предприниматель, ссылаясь на закон «Об акционерных обществах», утверждает, что акции не дают право на имущество общества, поскольку оно принадлежит предприятию, коллективу. Право на имущество для собственника в случае с «Разрезом Инским», наступило бы только после ликвидации шахты и раздачи 11 млрд долгов.
Ни в корыстном умысле, ни в сговоре с другими подсудимыми Щукин свою вину не признает: «Не знаю, почему меня обвиняют. Я вообще не думал, что Цыганкова арестовывали за то, чтобы он отдал акции. Я думал, что его арестовывают по 145 статье за то, что он зарплату должен был там выплатить, а потом вопрос встал про акции. Когда они (Иванов, Троицкая, Данильченко) приехали, они же хотели помочь Цыганкову, наверное, чтобы шахта работала, платила налоги. Если сегодня мы деньги заплатили, а завтра откуда Цыганков деньги возьмет? Не было денег. Я не знаю, чем они там занимались, меня вообще не было в следственном комитете. И на шахте они, наверное, занимались тем, чтобы вот это все погасить. Я не думаю, что Иванов там пришел с какой-то корыстной целью — отобрать у Цыганкова акции. Там денег не было. Был бы уголь, можно было бы его продать, а там ни угля, ничего не было. Какие там корыстные цели он имел? Я не знал, чем они там занимались, но я не думаю, что у Иванова была корыстная цель, он же на работе был, его Тулеев послал, он пошел. Наверное, Данильченко, Троицкая вместе с Ивановым были, вместе их послали, всех троих. Про Шевелева, Крюкова и Калинкина я ничего сказать не могу, они следственный комитет, наверное, сами принимали решение. Как я мог влиять на генерала Калинкина и на этих полковников? Я что в следственном комитете работаю? Я там сидел, контролировал? Нет».
Утром 12 июля Щукину позвонил Тулеев и сообщил, что арестовали Цыганкова, губернатор сказал, что «Разрезу Инскому» необходима команда специалистов и нужно принимать меры. В этом разговоре Тулеев спрашивает Щукина: «Если 51% Цыганкова на тебя переписать, ты сразу туда зайдешь?», а Щукин предлагает взять шахту в управление на 3 года. Тулеев говорит: «Мы 51% тогда, если получается, переписываем на тебя или кому-то, ты там скажешь, на кого. А ты сразу тогда врубаешься и начинаешь работать».(Тулеев пояснил содержание разговора во время предварительного следствия, его показания огласили в ходе процесса — прим. Тайги.инфо.)
«Потом Тулеев мне предложил: „А потом мы тебе акции перепишем“, — описывает диалог со своей стороны Щукин. — Ну, мне странно стало, что акции мне перепишут. Как? Потому что если 51% акций перепишут, все равно права не дает шахтой управлять, надо было еще 49% и устав. Я попросил Тулеева: „Аман Гумирович надо устав взять шахты и почитать как там управлять можно“. Я думаю, [Тулеев предложил мне управлять] с целью — навести порядок на шахте. Чтобы шахта работала, платила зарплату, добывала уголь и платила налоги. Вот с такой, наверное, целью. А с какой еще целью он мог предложить? И не было никакой корыстной заинтересованности. Зачем мне шахта, я ее и не просил, если бы только управлял. Да, моя вина вот есть, я свою вину признаю, в том, что согласился на его [Тулеева] предложение там акции забрать. Вот и все. Больше моей вины нигде нет! Я ни в какой сговор не вступал. Как я могу в сговор вступить, если я людей не знал? Я про Троицкую думал, когда ходил раньше в администрацию, что это женщина метра два ростом, такая здоровая и, говорили, что она орет и орет, а потом ее здесь увидел — маленькая такая женщина, как она громко так орет, не знаю. И я не знал ни Шевелева, ни Крюкова, ни Данильченко. Данильченко узнал 12 или какого там числа, когда он мне позвонил и сказал: „Звони Тулееву, он тебя ищет!“. Я никого не знал. Я знал Калинкина и знал Иванова. Все!»
«Ваша честь, какая там была у меня корысть, если там 11 млрд было долгов? — продолжил Щукин, обращаясь к судье Вялову. — Я человек не бедный, надо мною начальников нет и не было. Только начальник был вот Тулеев, он иногда звонил, но, я считаю, он не начальник, мне нечего опасаться. Вот они всё пишут там: группой лиц, организаторы. У меня корысти не было, у меня свои деньги есть, и я бы жил на эти деньги без этой шахты. Потому что просил Тулеев, а я все всегда выполнял, потому что понимал, что области тяжело, что детям надо дать, то-сё, давал. Я Тулееву тогда сказал, что до собственности еще далеко, надо все это узнать. И когда 12 числа я послал Вернигора сюда, я не думал, что кто-то пугать начнет Цыганкова или что-то там с ним делать. Вернигор его там что ли пугал? Да, наверное, Геннадий Иванович, когда приехал, а этот сидел в наручниках — это его вина. Какая его больше там вина? Я его туда послал. Какая вина? Да никакой там вины у нас нет. Я никогда не думал, что закрыли Цыганкова за акции. Нет! Его закрыли по 145 статье за то, что он не платил зарплату. Это же всех вызывали в суды, ходили разбирались, штрафы давали. Потом они собирали, Иванов, Калинкин, всех директоров вызывали на какие-то совещания, там их (директоров) арестовывали даже за невыплату зарплаты, это же я знаю».
«Все-таки, если вы признаете вину частично, то вы в чем признаетесь?» — подвела итог адвокат Юлова.
«Я признаю вину в том, что согласился на предложение Амана Гумировича, что: „Иди, бери!“ И зачем я согласился?! Если бы я не согласился, может, я бы тут не стоял, и все шло бы по-другому» — ответил Щукин.
По ходатайству защиты в судебном заседании еще раз огласили телефонный разговор Тулеева и Щукина, состоявшийся 12 июля 2016 года в 09:48. Разговор полностью приведен в главе «Если 51% Цыганкова на тебя переписать, ты сразу туда зайдешь?»
На вопрос защиты, было ли предложение Тулеева поуправлять «Разрезом Инским» ожидаемым или неожиданным, Щукин ответил: «Для меня ничего неожиданного не было, предложения такие всегда были — взять шахту в управление и поруководить. Он мне уже говорил и раньше об этом, неожиданным не было».
Щукин повторил, что в этом разговоре согласился только взять на себя управление шахтой, а вопрос приобретения акций «Разреза Инского» в собственность на этот момент оставался для него открытым, поскольку, чтобы принять решение по акциям, ему нужно было ознакомиться с уставом предприятия.
«Я же никогда не говорил, что надо отобрать акции и мне отдать, — утверждает подсудимый. — Если бы в управление дали, то поуправляли бы. И, как я уже говорил, за управление они бы нам платили деньги, а если бы мы вошли в акционерное общество, тогда бы мы выкупали акции за деньги».
Информация об аресте Цыганкова Щукина тоже не удивила, предприниматель считал, что арест акционера — следствие того, что шахтерам не платили зарплату, номера статей УК РФ 145 или 201 говорили Щукину мало, поскольку он не юрист.
Щукин многократно спрашивал Иванова, согласен ли Цыганков отдать шахту в управление или продать акции. «Да, согласен, он очень сильно согласен отдать!» — отвечал Иванов. Поэтому Щукин решил, что Цыганков, не имея денег на зарплаты, был бы рад отдать акции кому угодно и «сбросить с себя эту обузу». К тому же Цыганков сам был адвокатом, и у Щукина не было оснований сомневаться, что он может думать и принимать решения самостоятельно.
Тулеев, по мнению Щукина, тоже хотел сбросить с себя груз «Разреза Инского», чтобы шахта заработала, а люди получили зарплату, поэтому со злости говорил, чтобы хозяев нашли, а Цыганкова арестовали. Реплика Тулеева: «Акции на тебя пишем, а потом ты выходишь и врубаешься, свою команду туда ведешь», — беспокоила Щукина, он не понимал, как идти с 51% акций на шахту, когда ничего не оформлено, и непонятно, как там управлять. Поэтому Щукин просил устав общества.
Пожелание Тулеева по «Разрезу Инскому» Щукин воспринял как очередную порцию «социальной нагрузки». «Те „нагрузки“, о которых мне говорили, я все делал: покупал велосипеды, лыжные палки. Это нагрузка была? — задается риторическим вопросом подсудимый. — Да, у меня есть колхоз „Сосновский“, который я тоже взял по принуждению, который сейчас работает стабильно, хорошо работает, а я тоже его также взял. „Калтанское“ месторождение я купил — 80 млн запасов, чтобы там добывать уголь, а в каждой лицензии, которую выдают в Кемеровской области, была социальная помощь, допустим, на безопасность шахтерам выделить миллиард и сразу купить пять квартир детям-сиротам.В лицензии на Черный Калтан было написано, что мы качаем в Прокопьевске на шахте „Коксовой“ воду. Мы уголь там не добывали, а только качали воду, чтобы не затопило город Прокопьевск. Да, социальная нагрузка. У меня была нагрузка — Тяжинский молочный комбинат, я его восстанавливал. И всякие колхозы. Мы построили церковь в Новобайдаевке — тоже была социальная нагрузка. Я считал, так как я работаю в Кузбассе, то я должен помогать Кузбассу. И вместо того, чтобы покупать скорые помощи, палки, я думаю, что лучше шахтерам давать деньги и шахту поднять на ноги, чем куда-то деньги отдавать».
«Правильно я поняла, что вы расценивали как более выгодные действия — не платить регулярные благотворительные взносы на зарплату, а вкладывать средства в улучшение работы самого предприятия?» — уточнила адвокат.
«Конечно, да», — ответил Щукин.
С Калинкиным и Ивановым ситуацию на «Разрезе Инском» Щукин обсуждал только по телефону, личных встреч по поводу шахты у них не было. Таким образом, прослушки телефонных разговоров из материалов дела — это вся информация о «заговорщиках» и их «сговоре». Ни Калинкину, ни Иванову никаких мер в отношении Цыганкова Щукин предпринимать не предлагал, никакого согласия от них оказать давление на акционера не получал и самого Цыганкова не знал. Все действия генералов Иванова и Калинкина считал законными по определению, потому что они представляли правоохранительные органы, давать их действиям самостоятельную правовую оценку предприниматель считал себя не вполне компетентным.
«Никто нигде не встречался, и никакой сговор и умысел мы не делали, — утверждает подсудимый. — В сговор вступил с группой лиц. Какой сговор? Я не понимаю. Как я могу сговориться с людьми, если их вообще не видел. Что там в телефонных разговорах сказано, что я пришел и сказал: „Калинкин, давай хватай его, сади, а мне акции отдавай!“. Нет. Это все бред. Писал это тот, кому выгодно было. Я понимаю, что я свои деньги 100 млн дал туда и за свои же деньги я сижу вот здесь. И все говорят, что Щукин хотел захватить шахту. Какая там шахта? Кто бы на нее пришел и посмотрел — это не шахта! Вот сейчас бы, через четыре года, если бы я правил ей, она была бы шахта настоящая. А там не шахта: мойка вся поломанная, полы все поломанные, все изношено, потолок висит. Я говорил, что надо было купить комплекс, два комбайна, кабеля. Это все стоит пятерку (5 млрд рублей), потому что комплекс у них был изношен, все рештаки были изношены. Для сведущих говорю, вот полтора года назад мы говорили, что там лопат нет, ваша честь, но вы сказали, что не надо их приобщать: есть лопаты — нет лопат. Комплекс был весь изношенный. Надо было комплекс ремонтировать и один новый покупать. Я говорил, что надо в шахту инвестировать, и там бы все пошло на лад, я не имел в виду, что это именно я должен инвестировать».
«Я понял, что вы понимаете это все, как сказку „Двенадцать месяцев“, что вы должны были собраться в лесу и договариваться», — подытожил судья Вялов.
«Да! Мы вот с вами два года знакомы [с 2018 года], — привел иллюстрацию Щукин. — А потом вам говорят, что в 2015 году я к вам подошел и предложил преступление совершить. А я вас в 2015 году не знал и вообще к вам не подходил. Какой сговор?»
Щукин полагает, что когда Цыганкову сообщили, что он согласился быть инвестором «Разреза Инского», акционер «в ладоши похлопал и сказал, что слава Богу, отвязался от шахты», потому что «везде написано: зарплату не платишь три месяца — в тюрьму иди садись, если нет денег — свое имущество продавай, но зарплату выплачивай».
Адвокат Михаил Пендюрин последовательно процитировал еще несколько формулировок из обвинительного заключения о «плане, разработанном Калинкиным и Ивановым, по которому они должны были с применением насилия и угроз передать акции АО „Разрез Инской“ в собственность Щукина», об обязательствах Калинкина, Иванова и Данильченко перед Щукиным и Щукина перед Калинкиным и Ивановым, о незаконном задержании Цыганкова, насилии в отношении него или заключении его под стражу.
Подсудимый категорически отрицал, что такие события и обязательства имели место в реальности.
Щукин признал, что после звонка Иванова, примерно в 14:00 12 июля 2016 года, отправил в Кемерово своего юриста Геннадия Вернигора, поскольку Иванов настаивал, что Цыганков хочет передать свои акции Щукину в управление.
«Иванов говорит мне: „В собственность он [Цыганков] хочет акции отдать так, что он весь недомогает. Присылай скорее юриста!“ — описывает Щукин. — Я Иванову говорю: „Я сегодня не могу, я собираюсь в отпуск, может завтра?“. А потом думаю: поеду в Кемерово, сам заеду и покажусь Цыганкову, а потом подумал, что не успеваю, позвонил Вернигору и сказал: „Геннадий Иванович, собирайся, езжай: какие-то акции хотят нам продать. Езжай, разберись все по закону, как там, чего, все хорошо сделай!“»
Щукин дал Иванову телефон Вернигора, чтобы они созвонились. В помощь Вернигору Щукин определил специалиста по корпоративной собственности Константина Крюкова и способного проанализировать карты горно-геологических работ опытного шахтера Сергея Исайкина. Карт у Цыганкова не оказалось, поэтому Исайкин в СК вообще не заходил.
Сам Щукин, пока Вернигор, Крюков и Исайкин занимались вопросом «Разреза Инского», был обеспокоен встречей с представителями крупных банков по поводу «УК Заречной», потому что там остро стояла проблема со стойками и с домкратами, производство которых нужно было наладить на «Юрмаше». «Мне надо было переговорить, чтобы это все запустить, то есть, встречаться с „УК Заречной“ и по всем этим делам, — вспоминает Щукин. — Шахта „Инская“ меня сильно не интересовала в тот момент».