В Новый год Тайга.инфо традиционно выпускает шок-прогноз с надеждой, что он не исполнится. Шок-прогноз на 2020 дается особенно трудно, потому что вроде бы все понятно и все стабильно.
Российская экономика не сильно растет и почти не падает. Политический кризис, вызванный в 2018 году пенсионной реформой, преодолен. «Единая Россия» решила почти все свои электоральные проблемы (если не считать тотального провала в Хабаровском крае), народ поворчал, поворчал, да и притерпелся — рейтинги президента и даже правительства стабилизировались и потихоньку поползли вверх. Прекрасный наш народ готов терпеть и дальше, а кто не готов терпеть, тот смотрит в сторону эмиграции. Потому ничего менять не нужно.
На внешних дипломатических фронтах тоже какая-то разрядка. Украина обменивается пленными с непризнанной ДНР, в очередной раз договорились не стрелять на разграничительной линии (но все же стреляют), "Газпром" договаривается с "Нафтогазом". А если американцы и наложили санкции на "Северный поток-2", так Германия этим возмущена не меньше нашего. Горячей войной перестало пахнуть, да и холодная вроде бы снизила обороты.
Но если мы оглянемся назад, то увидим, что перемены начинались тогда, когда их не ждали. И возможно — именно потому, что не ждали. Поэтому в основном шок-прогноз будет строиться по принципу «а что, если».
Установившаяся на новом уровне политическая стабильность (плюс конституционное большинство в Госдуме) могут сподвигнуть власть на начало «трансферта» в 2020 году. Дай бог здоровья Владимиру Владимировичу (как и всем людям на Земле), но в вопросах стабильности и безопасности государства нужно исходить из того, что с его лидером в любой момент может что-нибудь случиться. И в этот момент механизмы «транзита» будут запущены автоматически и в полный рост. Советую посмотреть антисоветский злобный пасквиль «Смерть Сталина». При всей своей антиисторичности он эти механизмы хорошо показывает.
Отдавая должное всем заслугам Владимира Владимировича, зададимся все же вопросом — а какие государственные и общественные институты он создал (или сохранил), и как эти институты себя поведут в ходе транзита?
А у нас беда с институтами. Госдума и Совет Федерации не являются субъектами политики. И не смогут ими стать, так как уже не воспринимаются народом как свои представительные органы. Они воспринимаются (и являются де-факто) частью вертикали власти. Депутаты — не слуги народа, а функционеры политической системы.
У нас нет политических партий, которые могли бы сформировать новое правительство (потому что у нас правительство формирует партии, а не наоборот). У нас нет политических «круглых столов» и вообще — политической дискуссии (а вместо нее лишь склока и скандал на государственных телеканалах). У нас вообще нет способности политиков договариваться, потому что единственная политическая культура, к которой мы приучались двадцать лет, это культура оскорбления и уничтожения.
У нас нет независимого суда. У нас нет сотрудников правоохранительных органов, которые ставили бы свою присягу выше распоряжения начальства. Даже фиговый листочек в виде Совета по правам человека был зачищен от тех, кто мог сказать неприятные слова. Владимир Путин выстроил политическую стабильность, которая держится на нем и на его рейтинге, а не на политических институтах. Сами же политические институты или их зачатки, были принесены ей в жертву.
Если транзит власти начнется в «управляемом режиме» (например, по варианту Казахстана), то Госдуме и Совфеду просто скажут, какие поправки к Конституции нужно принять. Фактически, это будет новая Конституция, чьей задачей будет зафиксировать сложившийся порядок вещей, максимально его законсервировать и даже усугубить. Россия станет унитарным государством, местное самоуправление будет фактически ликвидировано (оставлено на уровне ТОСов), главным органом управления станет Совет Безопасности, а власть будет избираться многоступенчатыми непрямыми выборами. Сначала мы будем избирать депутатов горсоветов и сельсоветов, они — депутатов законодательных собраний, те — депутатов Госдумы, а уже те — правительство и Совет Безопасности, который фактически станет коллективным президентом (в реальности конечно, никакого коллективного управления не будет).
Естественно, будет создан существенный перекос в пользу контролируемых депутатов из сельской местности (голос сельского района будет приравнен к голосу мегаполиса). Сроки выборов установят таким образом, что, даже победив на выборах по всей стране, оппозиция сможет поменять верховную власть только через десять лет.
Но оппозиция, конечно же, не сможет победить на выборах, потому что законы о выборах тоже будут переписаны. Желающие стать депутатами должны будут сдавать экзамены на соответствие своей должности и иметь десятилетний опыт депутатства на более низких уровнях власти. Повсеместно будет внедрено электронное голосование, и никто не сможет выяснить, кто именно на нем голосует (но голосовать будут как надо). После этого влияние неразумных избирателей на ход транзита власти будет исключен. В «управляемом режиме» Владимир Владимирович сам назначит своего преемника (а может, поменяет пару раз свое мнение, как это сделал Борис Николаевич).
Единственный минус такого варианта состоит в том, что, осознав свою полную непричастность к электоральному процессу (сейчас она еще как-то камуфлируется), недовольный избиратель массово пойдет протестовать на улицу. Но, как показал опыт пенсионной реформы, особенно это не должно волновать. Если у каждого из граждан России изъяли по 1 млн рублей потенциального дохода (размер пенсии за пять лет), а на протесты не вышла даже десятая доля процента населения, то конечно, можно не опасаться волнений по меньшим поводам.
Неуправляемый транзит несет в себе куда больше рисков. По Конституции в случае ухода президента со своего поста (по любым причинам) временно исполняющим обязанности становится премьер-министр.
Однако в реальности (смотрим 1953 год в СССР или на события в Узбекистане и Туркменистане) происходит одна или несколько подковерных схваток, в ходе которых ведущие функционеры сложившейся политической системы выстраивают коалиции. Естественно, наиболее важна силовая составляющая. Как показывает опыт, силовики кого-то приводят к власти, но редко становятся властью сами.
В случае неконтролируемого транзита без предварительной смены Конституции полностью игнорировать народ не удастся, ведь рейтинг нового правителя будет критически важен для сохранения стабильности системы. «Избрание» непопулярного преемника может привести к электоральной катастрофе (и выходу из подчинения целых пластов «вертикали власти»). И мы вернемся в те самые 90-е, откуда безуспешно бежим уже 20 ет.
Россия стала тихой гаванью, поскольку почти все плохое, что могло случиться с экономикой, уже случилось. Тем не менее, есть два риска, один снаружи, другой внутри.
Любой полномасштабный мировой экономический кризис отразится на нашей экономике, поскольку почти все наши экспортные доходы — от продажи сырья. А при любом экономическом кризисе сырье дешевеет. Цены на уголь уже падают. Самый большой риск — экономический кризис в Китае. Там начались политические перемены. И если мы теоретически смотрели на «китайскую модель», как возможный нереализованный путь развития России (ах, если бы Горбачёв занялся экономическими реформами, не трогая политику), то в реальности сегодня Китай начал двигаться в сторону российской политической модели, устранив регулярную смену руководства.
Политические и экономические перемены взаимосвязаны. Возможно, установление единоначалия в Китае стало следствием начавшегося (пока скрытого) кризиса в экономике, а возможно — приведет к нему. А может и нет, это ведь шок-прогноз.
Риск внутри — растущая долговая нагрузка населения. И хотя наш Центробанк справедливо указывает, что пока эта нагрузка существенное меньше, чем в развитых странах (особенно в США), но при этом не учитывается три существенных фактора. Первый — у наших кредитов существенно выше проценты, а значит люди попадают в долговую кабалу гораздо быстрее. Второй — у нас гораздо выше уровень бедности (и он растет). Люди берут кредиты, чтобы поесть (не снижать уровень потребления). И третий — много кредитов в микрофинансовых учреждениях под дикие проценты (все ли они попадают в статистику ЦБ?)
Отжим квартир за долги уже стал бизнесом, этот бизнес работает в одном с вами городе. Это не сказки из 90-х годов, это реальность. Реальный шок-прогноз — у кого-то из читателей или их родственников в 2020 году отожмут квартиру (пишите нам в таком случае обязательно).
Правительство постоянно экспериментирует с тем, что еще пока что работает. Под видом заботы о пациентах (иностранные фармацевтические компании продают лекарства слишком дорого) лоббируются интересы российских производителей. При этом вовсе не гарантируется, что российские аналоги окажутся не то что лучше (об этом речи не идет), но и просто дешевле. Народ рад, когда зажимают буржуев (не отдавая себе отчета, что наши доморощенные буржуи ничем не лучше иностранных).
Сбои в поставках жизненно важных лекарств вполне возможны. А сбои в работе информационных систем, которые (по коррупционным, надо полагать, схемам) внедряются в систему здравоохранения, уже происходят регулярно.
В советской школе нас учили, что рабство оказалось экономически нецелесообразным, потому что труд рабов неэффективен. Потому их пришлось заменять на свободных или частично свободных земледельцев, которые отдавали хозяевам жизни только часть произведенного продукта.
Впрочем, рецидивы рабства мы наблюдали и в более поздние времена. И даже положение крестьян в советских колхозах (и заключенных в ГУЛАГе) можно было бы приравнять к рабскому. Выяснилось, что рабский труд в принципе может быть эффективен, если часть рабов верит, что служит великой идее. Берешь наиболее идейных рабов, ставишь их контролировать менее идейных, и система работает! Правда когда идея выдыхается, случается перестройка и развал великой державы.
Но современные методы наблюдения и бурно развивающийся искусственный интеллект делают рабский труд вновь эффективным. Каждому работнику — камеру наблюдения. Искусственный интеллект отслеживает где находится работник, что и как он делает.
Другая сторона рабства, которую классический марксизм не учитывал — это техническая возможность удерживать рабов в повиновении. Пока вооружения и способы защиты были примитивны, рабство могло существовать только в патриархальной форме, где рабы, фактически, были членами семьи.
Но когда оружие и броня стали технически совершенны, а владение ими требовало умения — рабство приобрело промышленные масштабы. Потому что 1 тыс. рабов не могла одолеть несколько десятков рабовладельцев. Даже восстание Спартака стало частично успешным только потому, что во главе его стали профессиональные воины.
Демократии XVIII и XIX веков неразрывно связаны с прогрессом вооружения. Кольт сделал равным рыцаря и пахаря, и это отразилось на политическом устройстве. Но баланс вооружения вновь нарушен. Современное оружие стало высокотехнологичным, численность армии стала менее важна, нежели ее оснащенность и профессионализм. И к этому добавились средства контроля за людьми. Смартфоны, интернет, видеокамеры, системы распознавания речи и лиц. Мы можем в скором будущем увидеть, что часть мира погружается в новое рабство.
И речь не о КНДР, где скорее заповедник сталинизма (странно, что почитатели Сталина не едут в КНДР столь же массово, как сторонники либерализма в страны Запада). Речь о «промежуточных» режимах, куда относятся такие крупные и важные (особенно для нас) страны, как Россия и Китай.
Законы об ограничениях в интернете, «иностранных агентах», закон «Яровой» и так далее — это все звенья одной цепи. Потом, через много лет, историки будут задаваться вопросом — где была та точка невозврата, после которой Россия бесповоротно стала страной нового рабства?
И ответят — в 2020-м.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML