«Три вещи от отца осталось: пепельница, ножницы и я. Брат с сестрой умерли давно. А еще пара отцовских фотографий есть. Смотрите, какой красивый. Он эстонец, не немец», — говорит Эльвина Ваккер.
За ее папой, помощником начальника боевой подготовки Адольфом Ваккером, пришли в четыре утра 20 декабря 1937 года: переворошили дом, забрали все служебные документы и фотографии, где он в форме. Утром жена Маша узнала от сослуживца Ваккера, что за неделю до ареста его исключили из партии.
Летом 1935-го Адольфу присвоили звание капитана, он мечтал о военной академии, но в 1936-м начались аресты. В июле 1937-го забрали начальника Ваккера Громилова, и Ваккеру пришлось занять его должность. Настроения в семье становились все тревожнее, но Адольф верил в справедливость партии и не допускал даже мысли, что может попасть под арест. Потому он всячески противился желанию жены прервать беременность — Мария ждала третьего ребенка.
«Он говорил, что посадит маму, если та сделает аборт, — рассказывает Эльвина. — На ее возражения отвечал, что невиновных не арестовывают, а если арестуют, партия разберется. Слишко долго разбиралась, двадцать лет». Ваккера осудили по 58 статье УК РСФСР как контрреволюционера. А в январе 1957 года семье выдали справку, где значилось, что его дело за отсутствием состава преступления закрыто Верховным Судом: «Ваккер А. К. реабилитирован посмертно».
У Адольфа и Марии уже было двое детей: мальчик Ремир, чье имя было составлено из слов «Мировая революция», и девочка Марксэна, названная в честь Маркса и Энгельса. Но последнюю дочь отец захотел назвать эстонским именем Элли, Эльвина. Она родилась в злополучном 1937-м.
«Мне не дают узнать, где похоронен отец. Я смотрела в интернете: думаю, где-то в омских лагерях он был», — вздыхает Эльвина.
Сам Адольф родился 7 марта 1902 года в предместье города Нарва в семье крестьян Карла и Марии Ваккер. Учился в Морской фельдшерской школе, где его и застала Октябрьская революция. В 1919 году отправился добровольцем в Красную Гвардию, закончил курсы красных командиров и начал военную деятельность как политработник. В 1923 служил комиссаром госпиталя в Красном селе под Ленинградом и женился на служащей шестнадцатого военного строительства в том же селе Верещагиной Марии Николаевне. Через год у супругов появилась дочь Марксэна.
В 1925 году Ваккера перевели в ленинградский тридцать второй стрелковый полк. Сначала он был политработником в роте, позже — в батальоне. Когда Адольф стал коммунистом, точно в семье никто не помнил, но считалось, что после службы в армии, где его часто отмечало начальство.
«Он снайпером был, имел даже личное оружие. И мама была стрелком. А когда пришли арестовывать, отец им сказал: „Заберите винтовку“. Боялся, что мать застрелится: трое детей ведь, а из квартиры выселили», — говорит Эльвина Адольфовна.
По воспоминаниям старшей сестры Марксэны, отец был жестким, требовательным, а с начальством — уж совсем прямолинейным. «Только спустя годы начала понимать его суровость, а в детстве это доставляло мне огорчение и обиду. Почему в других семьях военных с детьми ласковы, а наш требователен по-солдатски? — пишет она в своем дневнике. — Мама тоже обижалась на его сухость. Но случалось, что из санаториев, где отдыхал, папа слал ей трогательные открытки».
«Почему в других семьях военных с детьми ласковы, а наш требователен по-солдатски?»
При этом в доме постоянно жили кем-то выброшенные кошки, собаки — их отец очень любил. Однажды его однополчанин случайно повредил голову любимому отцовскому коню. Пока конь стоял в боксе на лечении, Ваккер, несмотря на всеобщую бедность, посылал ему хлеб и сахар из пайка семьи.
С возрастом или из-за предчувствия беды он становился мягче: начал интересоваться учебой детей, одобрял увлечение балетом старшей дочери.
«Навсегда врезались в память последние месяцы папы в доме. С появлением сестры он стал особенно нежным, чего по отношению к нам никогда не проявлял. Я стала ревновать, нарочно плохо учиться, сделалась грубой и неуправляемой, — пишет в дневнике Марксэна. — Мне запомнился отец, который шагал по длинному коридору со свертком на руках, напевая „По долинам и по взгорьям“. Ночами он работал на кухне, где для младенца был устроен „инкубатор“. Это изобретение папа соорудил из своего чемодана, постоянно подкладывал под него грелки, прислушивался к писку, кормил из бутылочки, переворачивал».
«С появлением сестры отец стал особенно нежным, чего по отношению к нам никогда не проявлял»
В одну из таких ночей Мария проснулась от крика ребенка на кухне и увидела лежащего за письменным столом мужа. Правая рука Адольфа с пистолетом дернулась, как только она зажгла свет. «Извини, Мурочка, устал, надо было браунинг почистить», — проговорил побледневший Ваккер. В ту ночь он так и не лег, долго работал, что-то писал, а утром велел сжечь черновики. Потом Мария жалела, что не прочитала их — переписанное набело Ваккер унес с собой при аресте.
«Мама ведь его оружие всегда чистила. Наверное, застрелиться хотел, — предполагает Эльвина. — Он же понимал, что его тоже возьмут, раз окружение уже было арестовано. Тем более, отец язык за зубами не держал».
Через неделю после ареста семью попросили освободить квартиру. Марии с тремя детьми дали пятиметровую комнатушку в частном доме на стыке Красного проспекта и улицы Демьяна Бедного. Мария не смогла устроиться на работу, и через полгода за неуплату Ваккеров выселили из комнаты. Позже семья поселилась в каморке сторожа.
«Очень бы хотела найти могилу отца, прийти, преклонить голову. Мне ведь тоже мало осталось»
«Всего бы этого не было, если бы отца не арестовали. Может, и Нина бы в балете танцевала. Мы с ней всегда папу поминали в день ареста, теперь я уже двенадцать лет как одна, — вздыхает Эльвина. — Очень бы хотела найти его могилу, прийти, преклонить голову. Мне ведь тоже мало осталось».
Первое и единственное письмо от Адольфа пришло из управления НКВД в июне 1938-го: «Следи за ростом детей, не унывай, старшая дочь тебе поможет», — наставлял он жену. Позже ей выдали свидетельство, что Ваккер умер от остановки сердца 13 октября 1940 года, в графе «место смерти» стоял прочерк.
И только в 1957-м Марии сообщили, что ее муж подозревался в шпионаже в пользу Японии. Выяснилось, что расстрелян он был 21 июня 1938 года — в день вынесения приговора.
Текст: Ирина Беляева
Фото: Кирилл Канин