Иногда в России случаются хорошие новости. Например, Следственный комитет в Барнауле закрыл дело Марии Мотузной. Понятно, что самым важным обстоятельством во всем этом процессе была судьба конкретного человека и безумие начавшейся несколько лет назад кампании по борьбе с публикациями в социальных сетях и репостами. Однако есть в этом мутном потоке и еще несколько коренных оснований, которые чаще всего выпадают из сферы общественной дискуссии. Но именно они имеют наибольшее системное значение в важнейшей для России структурной проблеме — проблеме взаимодействия государства и общества, государства и человека.
Ранее я уже писал, что существование законов, которые не поддерживаются гражданами, противоречат друг другу и не могут быть исполнены государством, гарантирует, что все потаенное напряжение в обществе так и не будет разрешаться в частных судебных спорах, как это и должно быть в нормальной стране, а выплеснется «сразу вдруг» на площадь. И там с эмоциональным накалом и яростью будут требовать не только правды и ответственности, но прав и счастья здесь и сразу. Как это может быть, мы увидели весной 2018-го в трагедии с «Зимней вишней» в Кемерове.
Гигантской по масштабам функциональной, правовой, идеологической, ментальной и даже семантической катастрофой стала деградация административной логики принятия решений. Мы сталкиваемся с этим на каждом шагу — табличка со шрифтом Брайля, помещенное под стекло на двери почтового отделения, пандусы для инвалидов, по которым невозможно подняться, внутренние инструкции коммерческих организаций для Росфинмониторинга, Роскомнадзора по выявлению и (само)доносу, бессмысленный учет кадров предприятия и бессмысленная отчетность в Федеральную налоговую службу, Пенсионный фонд, Федеральный фонд соцстрахования и так далее.
Подобное безумие, охватывающее все стороны жизни страны, обладает одной неизменной характерной чертой: оно никак не коррелирует с реальностью и реальными потребностями — ни государства, ни бизнеса, ни общества. Оно существует для «галочки». Старая российская традиция сделать что-то ненужное только для того, чтобы от тебя формально отвязались, в последние годы достигла определенного совершенства и получила новые толчки для развития. И, что самое мрачное, окончательно, из-за предельной слабости государства, сомкнулось с коррупционными интересами конкретных лиц и борьбой за ресурсы ведомственных вертикалей власти.
Бюрократическая машина России, вопреки страхам многих, не ставит своей целью создание тоталитарного или авторитарного общества. Более того, это и не машина. Это комплекс устройств, формально связанный правовой системой, в котором колеса вращаются — никак, в большинстве случаев, не сцепляясь между собой.
Для того, чтобы они сцепились, необходим пинок. В идеале, он должен отображаться на ежегодных прямых линиях президента с народом. Но иногда пинок может быть сгенерирован иным влиятельным чиновником, олигархом, лоббистом или даже гражданским обществом. И тогда колеса на какое-то время сцепятся и со скрипом провернут через себя задачу, по пути, по старой традиции, изуродовав здравый смысл и первичные вводные данные. Но важно то, что этот комплекс устройств после этого все же машиной не станет, а колеса будут продолжать вращаться в коррупционных интересах определенных лиц, срабатывая бюджетные ресурсы.
В принципе, если вникнуть без особых эмоций, эта система не так уж и страшна. Бюрократия в любой стране мира склонна к безделью и коррупции. Избежать этого можно только нормальным законодательством, лишением неизбранных чиновников права принимать решения по ряду вопросов и перманентным общественным контролем. Однако, когда деградировавшая административная логика начинает вплотную касаться жизни и свободы человека, ситуация меняется.
Ситуация с преследованиями за публикации, лайки и репосты в социальных сетях возникла исключительно в результате деградации силовых структур до такой степени, что на фоне размывания законодательства и с точки зрения бюрократической логики стало возможно для достижения различными структурами своих ведомственных целей сажать и штрафовать случайных людей.
Именно это породило в обществе страх такого порядка, которого не было до этого. С точки зрения интернет- большинства, раньше преследовали тех людей, которые действительно что-то сделали, против чего-то боролись. А сейчас стали преследовать обычных, далеких от политики и протестов, людей. И все это для того, чтобы запугать определенные слои населения.
При этом явно переоценивается эффективность наших «карательных органов». Такая цель им явно не по силам, даже если она и ставилась в реальности. Здесь выполнение планов по привлечению какого-то количества людей по определенным нарушениям. И простые обыватели даже лучше — статистика работы улучшается, а визгу и скандалов гораздо меньше, нежели с реальными экстремистами или оппозиционерами.
Любопытно, что это тот редкий случай, когда, в общем-то, подавляющее большинство населения уж точно не поддерживает преследование людей, и взгляд на бредовую практику со стороны общества более или менее понятен. Однако, нормальный здоровый взгляд на подобные практики со стороны государства чаще всего остается за рамками публичной дискуссии. И в первую очередь, это проблема себестоимости бюрократических процессов.
Невероятные усилия, которые правоохранительные органы предпринимают для преследования репостов, огромное количество полиции, которое присутствует на митингах оппозиции — это, вероятно, теперь все, на что они способны. Под Новый год еще не поздним вечером в центре Новосибирска могут напасть на молодую пару, угрожать ножом, ударить кастетом людей, которые бросились на помощь — а полиция приедет через час! При этом другие ситуации, никак не связанные с общественной безопасностью, привлекут внимание и полиции, и Росгвардии, и других силовых структур.
Прошу внимательно вникнуть в суть новости «Алтайский СК закрыл дело Марии Мотузной». Совершенно глупое и бесполезное дело было в свое время сфабриковано, заведено, длилось более полугода, а потом закрыто. В течение полугода серьезные люди в Следственном комитете занимались им в рабочее время, получали за это зарплату, занимали кабинеты, тратили бумагу, бензин. Я не говорю, что этот вопрос главный, но прошу задуматься над тем, что критерии эффективности работы силовых структур должны учитывать и материальные, и финансовые аспекты проведения расследований и выбора дел.
Например, в США нет прокуратуры в нашем понимании этого слова. Генеральный прокурор (он же министр юстиции США) не является начальником для других прокуроров. Это чиновник, который защищает интересы федеральной власти. Окружные прокуроры в большинстве случаев выбираются и не встроены в вертикаль власти.
Подходя к очередным выборам, окружной прокурор не только формулирует для избирателей свою программу — какие преступления на территории округа считает наиболее важными, какие дела намеревается в первую очередь доводить до суда, но и отчитывается за предыдущий период, в том числе и с точки зрения эффективности использования бюджета. При этом у него есть соперники на выборах, которые уж точно отметят, что окружной прокурор занимался за бюджетный счет преследованием какой-нибудь ерунды, а не действительно важных преступлений, от которых страдают жители округа.
А теперь представьте себе, как бы отреагировали россияне, если бы при выборах прокурора, подменяющего его в последнее время главы СК или начальника ГУВД узнали, на что тратятся бюджетные, материальные и человеческие ресурсы следственных органов и каким образом выбираются приоритеты их работы? Правда же хорошо, что у нас не выбирают прокуроров и начальника полиции?
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML