Неофеодализм в России

29.11.2019 0:15

Первый раз текст опубликован в 2009 году.

24 ноября руководитель аналитического отдела сайта Тайга.инфо Алексей Мазур выступил с докладом на первом заседании Экономического дискуссионного клуба в Новосибирске, посвященном теме «Национальный капитал в условиях глобализации».

Уважаемые коллеги!

Формально у меня нет ни экономического, ни общественно-политического образования и научных степеней. Но, с одной стороны, я получил фундаментальное образование, как физик, а с другой — являюсь носителем уникального опыта: последние двадцать лет я непрерывно принимал участие в происходящих в России политических процессах, наблюдая трансформацию как политических институтов, так и людей, в них входящих.

Надеюсь, всем здесь присутствующим очевидно, что политические и экономические процессы в современной России не только взаимосвязаны, но и определяют друг друга. Сегодня в России деньги конвертируются во власть, а власть — в деньги.

На этом круглом столе мы ведем речь о создании национального капитала, или, выражаясь словами президента Дмитрия Медведева, о модернизации экономики. О том, что такое национальный капитал, как он связан с модернизацией, уже говорили другие докладчики. Я бы хотел заострить внимание на одном важном аспекте.

Чтобы строить какие-либо прогнозы и давать рекомендации, нам нужно понять, что за политико-экономическая система построена сегодня в России, какими возможностями и ограничениями она обладает. У меня сложилось довольно четкое и структурированное видение сложившейся политико-экономической системы современной России, которым я бы хотел поделиться.

В теме моего доклада заявлена коррупция, как препятствие к созданию национального капитала в России. Всем нам хорошо известно, в том числе со слов первых лиц государства, что коррупция является большой проблемой России. На вполне официальном уровне приводятся оценки, утверждающие, что объем «теневых доходов» чиновников равен трети российского бюджета.

Но остается открытым вопрос — действительно ли коррупция является фундаментальным препятствием для развития России. Нередко можно слышать утверждения, что коррупция в России хоть и велика, но не является существенной проблемой. Есть даже теории, оправдывающие коррупцию — мол, благодаря ей власть принимает экономически оптимальные решения. Также нам известен пример стран, чья экономика довольно успешно развивалась в условиях высокой коррупции (Италия). Модернизация в США пришлась на пик развития гангстеризма, уровень коррупции в 30-е годы в США был довольно высок.

Чтобы ответить на вопрос, насколько коррупция важна сегодня в России, надо понять её природу, чем она вызвана и как связана с другими явлениями в политике и экономике.

Сначала немного теории. Что такое коррупция? Как и во многих других случаях, одного общепризнанного понятия коррупции не существует. До недавнего времени в России вообще не существовало такого юридического термина, а правоведы трактовали коррупцию, как преступления, связанные с извлечением выгоды из служебного положения. Однако нередко совершенно явная коррупция не является преступлением, потому что закон изначально был написан с «изъянами».

Мы не будем вставать на узко-правовую точку зрения, поскольку она не дает полной картины.

Николо Макиавелли определял коррупцию как «использование публичных интересов в частных целях». Это очень хорошее определение и мы вернемся к его современной трактовке. ООН в своих документах стоит на позиции, которая ближе к узко-правовой, определяя коррупцию как «злоупотребление государственной властью для получения выгоды в личных целях». Причем выгода не обязательно может быть в виде взятки — это может быть и «кумовство» — непотизм, и протекционизм, и уход от штрафа «гаишнику» путем демонстрации служебного удостоверения. Будем считать определение, используемое ООНю коррупцией в узком смысле.

Нас же интересует более широкое определение.

Коррупция в широком смысле — использование агентом (должностное лицо, государственный орган, сотрудник компании и прочее) предоставленных ему принципалом (государство, народ, фирма и прочее) полномочий для достижения не предусмотренных мандатом целей.

Это гораздо более широкое определение, нежели просто «уголовно-правовое».

Как легко заметить, под это определение коррупции попадает не только извлечение выгоды из своего служебного положения. Голосование депутата вопреки данным на выборах обещаниям также является коррупцией в широком ее смысле. Даже если депутат и не получил при этом взятку.

Сегодня политическая система России тотально коррумпирована в широком смысле этого слова - все политические деятели действуют в интересах не массового избирателя, а организованных бюрократических и финансовых групп. Этот факт, а также высокая степень коррумпированности бюрократического аппарата определяют характер сложившейся политико-экономической системы.

В начале 90-х годов декларировалось намерение построить в России общество современной демократии. Теория демократии, подтвержденная практикой в некоторых странах Запада, а также в античной Греции и Риме, предполагает, что избиратель, делегируя те или иные полномочия избираемым государственным деятелям, будет потом контролировать их действия и голосовать в зависимости от них.

Российская практика показала, что массовый избиратель по разным причинам находится в неведении относительно реальных действий своих избранников и голосует не зависимо от них.

Всплеск массовой активности начала 90-х не продержался дольше одного избирательного цикла, после чего «игра» пошла совсем по другим правилам, не предусмотренным классической теорией демократии.

Сегодня бурно развивается раздел политологии, оперирующий политико-экономическими моделями. Отдадим дань моде и рассмотрим одну из таких «моделей». Предположим, что мы имеем среди депутатов некоторое количество «коррупционеров» и «честных». Коррупционеры, попав во власть, превращают свои возможности в деньги. «Честные» защищают интересы избирателей. На выборах коррупционеры тратят деньги на рекламу в СМИ, честные рассчитывают на свою репутацию. Что получаем в итоге? Если существенная часть избирателей ничего не знает о деятельности депутатов, ориентируясь лишь на информацию в СМИ, если СМИ публикуют информацию только за деньги, то после очередного избирательного цикла доля «честных» неизбежно снижается, а доля коррупционеров увеличивается. Если избиратели и СМИ не меняют своей модели поведения, исход очевиден — все выборные посты заполняются коррупционерами. Надо ли говорить, по какому именно сценарию развивались события в России?

С этого момента политическая система начинает жить своей, почти независимой от избирателей жизнью.

Коррупционеры ведут между собой борьбу за те ресурсы, которые можно присвоить, но при этом у них остается общий интерес — избиратель должен оставаться по возможности неосведомленным.

В условиях современного общества утаить информацию невозможно. Поэтому неосведомленность избирателя поддерживается не только и не столько контролем самых массовых СМИ (хотя в этом направлении сделано очень много). Власть еще и старается, чтобы избиратель в целом был доволен. Боязнь массового возмущения сегодня ограничивает естественное желание коррупционных «низов» обобрать всё «до нитки». Так как общий интерес коррупционной прослойки держать народ в состоянии «благодушного неведения» противоречит частным личным устремлениям, роль модератора выполняет Кремль, удерживая «низы» от крайностей. Эта черта является особенностью той системы, которую иногда называют «путинизмом».

После того, как в начале 90-х годов политическая система «оторвалась» от массового избирателя, она стала жить по своим законам. Законы эти крайне просты. Внутри системы за политические и экономические ресурсы ведут борьбу различные организованные группы — ФПГ, ОПГ, бюрократические кланы. Четкой грани между ними нет, потому в дальнейшем будем все эти группы называть «кланами». Благодаря политтехнологиям деньги превращаются в голоса, что дает административный ресурс, благодаря коррупции административный ресурс превращается в деньги. Также административный ресурс может напрямую обращаться в голоса. Из-за легкости конвертации в современной России можно не делить ресурс на финансовый и административный, говоря о «ресурсе» вообще.

Естественно, возможности кланов вести борьбу возрастают вместе с ресурсом. Если в «нормальной» правовой системе решения суда не зависят от степени значимости и богатства спорящих сторон, то в России — зависят. Большинство рейдерских захватов предприятий происходят с участием государственных чиновников.

То есть, политико-экономическую «игру», что шла в России в конце 90-х - начале 2000-х, можно свести к простой схеме: кланы борются за ресурс, размер ресурса увеличивает возможности кланов в борьбе («силу» клана).

Два года назад я занимался исследованием, как себя может вести «система» из множества игроков, играющих по подобным правилам. Должен сказать, что результаты далеко не очевидны и весьма любопытны.

Простейший прогноз - самый сильный клан «сожрет» все остальные. Однако исход игры зависит не столько от начального распределения ресурса, сколько от манеры поведения игроков, их способности образовывать альянсы и отстаивать коллективные интересы (например, от способности слабых игроков объединяться против сильного).

Важен следующий момент: зависимость «силы» от «ресурса» чаще всего не линейна. Как правило, это объясняется неспособностью организовать эффективную бюрократическую структуру даже внутри клана. Дефицит качественных управленцев касается не только государства.

Набрав в два раза больше ресурса, клан может стать всего в полтора раза сильнее. К чему это приводит на практике? Сильный клан вместо того, чтобы «сжирать» слабые, ставит их себе в подчинение.

Форма такого подчинения может быть разной, но, несомненно, она предполагает «лояльность» (не использовать свою «силу» против «сюзерена», но использовать против врагов «сюзерена») и очень часто — выплату «дани».

Война всех против всех за «ресурс», который в свою очередь даёт «силу» для ведения борьбы, приводит к построению феодализма (при одном важном условии: если соотношение сила/ресурс имеет оптимум при размере ресурса сильно меньшем, чем суммарный ресурс).

Политико-экономическая система России, действующая в условиях свободной конвертации денег во власть и обратно жила и развивалась по правилам феодализма и пришла в 2003—2004 годах к построению «феодальной иерархии». Система сложилась, в основном, при Ельцине, а при Путине определился клан-победитель, поставивший все остальные кланы в положение вассальной зависимости. Причем построение «вертикали власти» основывалось именно на феодальной практике, а вовсе не на «главенстве закона».

В качестве примера приведу разговор, состоявшийся в 2006 году между главой администрации президента РФ Сергеем Собяниным и Алексеем Лебедем, на тот момент возглавлявшим Хакасию. Речь шла о республиканских депутатах, не пожелавших отзывать из Совета Федерации своего представителя, несмотря на поступившее из Москвы указание. Подробности разговора были опубликованы в республиканской газете «Шанс», надо полагать — со слов самого Лебедя: «При встрече с Алексеем Лебедем Сергей Собянин выразил удивление тем, что председатель правительства не смог надавить на местных депутатов, чтобы те приняли нужное решение. На что Алексей Лебедь якобы заявил, что это не входит в круг его полномочий. Видимо, господин Собянин не удовольствовался таким ответом, потому как далее выразился в том смысле, что если губернатор не может обеспечить стопроцентную реализацию установок Москвы в регионе, значит, он не может работать в их команде. Говорят, что, когда, в конце концов, Собянин прямо спросил у Лебедя, собирается ли он работать в их команде, Алексей Иванович ответил, что на таких условиях — нет, потому что, прежде всего, выбран народом Хакасии. О реакции Собянина мы можем только догадываться, но на следующий день после этого разговора в правительстве Хакасии началась крупномасштабная проверка межведомственной бригады Генпрокуратуры и МВД».

Эта информация важна для понимания принципов построения и работы «вертикали власти». Ведь «если губернатор не может обеспечить стопроцентную реализацию установок Москвы в регионе, значит, он не может работать в их команде» — это принцип. Он выработан не для одного только Алексея Лебедя. Ясно, что подобные условия были приняты подавляющим большинством действующих губернаторов.

Социолог Владимир Шляпентох, выходец из СССР, ныне работающий в США, опубликовал книгу «Современная Россия как феодальное общество», в которой показывает проявления феодальных отношений в разных сферах жизни в России. Книга дает достаточно полную и убедительную картину. Надеюсь, мне удалось дополнить эту картину пониманием — как именно складывался «неофеодализм» в России и благодаря чему он может существовать в обществе, обладающим, в целом, модернистским сознанием.

Самое важное следствие - в России нет устоявшегося права собственности, основные усилия кланов направлены на защиту «своего» и захват «чужого», а не на развитие. То развитие, которое мы наблюдаем, во многом обманчиво — захватывается и используется ранее накопленный потенциал. Например, бурное развитие алюминиевой промышленности обернулось катастрофой на Саяно-Шушенской ГЭС. Оказалось, что электроэнергию продавали дешевле, чем нужно, за счет износа оборудования. Бурное развитие строительства в Новосибирске объяснялось захватом общественной земли под частное строительство (точечная застройка, застройка парков и т. д.). Основной подход феодального бизнесмена — «выжать» из захваченного ресурса максимум возможного не заботясь о восстановлении.

Низкий горизонт планирования — второе следствие «неофеодализма». Причем горизонт планирования меняется в разы в зависимости от ситуации в стране, но даже в лучшие годы он редко превышал несколько лет. Особенность российской экономики такова, что существенная часть инфраструктуры требует наличия горизонта планирования, исчисляемого десятилетиями. Этого требует как география России, так и наследство, доставшееся от СССР.

Третье следствие - монополизм. Формально большинство субъектов экономики действуют в рамках свободного рынка. Однако очень многие отрасли платят «дань» кланам. Рассмотрим такую модель: клан обладает правом «пускать» или «не пускать» фирмы на рынок. Фискальная политика клана проста: он старается поднимать «цену за вход» до тех пор, пока общая сумма поступлений не перестает расти (фирмы начинают уходить с рынка). Тем самым он экспериментальным путем нащупывает «оптимум». Большого ума для этого не надо.

Как реагируют фирмы? Они увеличивают цены на свой товар, пока не достигается «монопольная цена», обеспечивающая максимум изъятия денег из населения.

В результате мы наблюдаем странную картину: фирм много, а «накрутки» у всех очень высоки и конкуренция не работает.

Тот факт, что килограмм соли стоит всего десять рублей, хотя мог бы стоить сто, говорит о том, что не всё пока в России так уж плохо.

И четвертое, то, с чего мы начали. Коррупция в России будет неискоренима, пока политико-экономическая система носит феодальный характер. Хотя бы по той простой причине, что её реальное содержание находится в прямом противоречии с идеологемами, лежащими в основе российского законодательства.

Когда местная власть применяет на выборах административный ресурс, или принуждает бизнес к «социальной ответственности» неправовыми методами, когда милиция разгоняет пикеты оппозиционеров или подбрасывает наркотики активистам — это происходит в рамках выполнения «феодальных обязательств». Кремль не в силах разрешать подобные отступления от закона «в интересах государства» и запретить их в личных интересах.

Возможна ли модернизация?

Феодальная система хороша для удержания власти. Она крайне проста, устойчива, обладает множественными инструментами воздействия, так как не ограничена правом и законами. Но вот эффективное управление в современном понимании этого слова в феодальной системе невозможно.

Либералы рассчитывают в деле модернизации на частную инициативу и призывают дать больше свободы бизнесу. Однако в рамках феодализма ослабление центром хватки будет рассмотрено «баронами» как право больше оставлять себе. На модернизацию не пойдет ни копейки.

Сторонники проектного подхода призывают делать централизованные вложения в тот или иной инфраструктурный проект. Но, как мы уже видим на примере Сочи и Владивостока, кланы начинают нешуточную борьбу за контроль над ресурсами, идущими на проект. И вовсе не для более эффективного их использования.

Феодал воспринимает предоставленный ему ресурс как свою вотчину, как дань, как плату за лояльность. Слова «модернизация», «инфраструктурный проект», «точка роста» ничего для него не значат. Он не вчера родился в этой стране и прекрасно знает, по каким правилам надо играть.

Очевидно, что феодальная политико-экономическая система находится в крайнем противоречии с представлением большинства народа о себе и о России. Мало того — она противоречит взглядам большинства участников системы.

Большая часть жизни большинства людей не связана с данной системой. Чего стоит только тот факт, что пока что нет даже широкого осознания её характера.

Наемные работники, хоть бюджетной, хоть небюджетной сферы не несут бремени не только налогоплательщиков, но и прямой выплаты дани феодальным кланам. Все эти поборы осуществляются косвенно. Зарплата меньше, чем могла бы быть, цены на хлеб, на проезд в транспорте, на коммунальные услуги — выше. Нефть, газ, уголь, лес — проходят мимо обывателя, как и деньги за них, а потому не раздражают.

«Неофеодализм» — это вариант феодализма «софт», он базируется не столько на насилии, сколько на равнодушии обывателя и высокой степени конформизма. Элементы угнетения и грубого принуждения практикуются в основном внутри системы. В случаях массового возмущения обывателей неофеодальная система, как правило, отступает.

Вообще, границы неофеодальной системы довольно подвижны. Путин привел «баронов» к подчинению, но не только не стал менять суть феодальной системы, но и существенно продвинул её границы «вниз». Построение партийной системы в современном виде — это приведение независимых пока политиков (вольной шляхты) к феодальной присяге. Есть выбор, какому клану присягать, но возможностей уклониться от присяги всё меньше и меньше.

Тем не менее, есть и обратный процесс. С одной стороны, есть задача (у Кремля), чтобы население было более-менее довольно. Эта задача становится всё менее выполнимой в рамках неофеодализма, о чем свидетельствуют и посылы Дмитрия Медведева.

Как мы помним, в средние века конец классическому феодализму положил абсолютизм. Абсолютизм становится возможным тогда, когда повышается качество бюрократического управления и тот самый оптимум сила/ресурс смещается ближе к границе «весь ресурс».

Чисто теоретически возможен вариант улучшения централизованного управления. Что для этого нужно — это тема отдельного, большого обсуждения.

Другой вариант - пробуждение общества «снизу». Этот вариант кажется не менее фантастическим, чем первый, однако он гораздо более вероятен, чем кажется. Ведь вся феодальная система базируется на полном отсутствии обратной связи между избранниками и избирателями, а сама феодальная система полна противоречий. Вполне возможно, что уровень преодоления порога между феодализмом и демократией совсем невысок.

Какой бы ни был слой «непрозрачности» между властью и народом, однако он становится явно все тоньше и тоньше. Мы недавно в Новосибирске наблюдали, например, «тепловой скандал», в ходе которого депутаты горсовета, вопреки «феодальной присяге» приняли сторону народа (речь идет о ситуации, когда мэрия предложила гражданам заплатить из своего кармана деньги за «перерасход тепла» в прошлом отопительном сезоне, что вызвало неожиданный отпор городских депутатов из фракции «Единая Россия»). Да, это было половинчато, с многочисленными экивоками и увиливанием. Но важен следующий факт: народ еще даже не успел возмутиться, а депутатов подвигла на изменение стиля поведения одна лишь мысль о такой возможности. Впрочем, сказалась и близость предстоящих выборов.

Другой пример — повышение транспортного налога, чье поднятие в два раза и опускание через день мы недавно наблюдали.

Кризис, несомненно, привел к уменьшению общего ресурса, что ужесточает борьбу внутри неофеодальной системы, с одной стороны, и повышает давление на нее «снизу» — с другой.

Источник