Рассуждает философ Михаил Немцев.
В одном из сетевых сообществ недавно обсуждалось: если молодая женщина подверглась насилию, то должна ли она предавать этот случай огласке? Один из участников дискуссии в ответ написал вопрос, который стоит специально рассмотреть: сегодня принято много говорить о насилии и разоблачать насилие, но не являются ли насилием практики разоблачения насилия?
Этот вопрос возникает не на пустом месте. Хотя и может показаться такой игрой ума, ловким переворачиванием стола, которое уравнивает насильников и их разоблачителей. Тут можно даже вспомнить, что, как любят говорить в России, «либеральная» толерантность — это современное прикрытие для самого жестокого насилия. Ведь она дает возможность жертвам не только «поквитаться» с насильниками, но и отомстить им куда более жестокой местью… И этот вопрос возникает вновь и вновь в дискуссиях: как относиться к столь вроде бы привычному, повседневному насилию, если кто-то начинает говорить о нем вслух и с реальными примерами.
Заданный вопрос как бы подразумевает, что практики разоблачения насилия — тоже насилие. Иначе зачем его задавать? А если так, тут же возникает второй вопрос: надо ли защищать тех, кто в прошлом был насильником, от тех, кто теперь их разоблачает? Хотя бы чтобы не множить страдания без необходимости.
Речь идет о публичном разоблачении, о сообщении неопределенному кругу лиц сведений о самом событии. Конечно, за этим может последовать уголовное расследование, но сейчас речь не об этом. Речь о тех случаях, когда жертвы не позволяют насилию уйти в прошлое, сообщают о нем другим, третьей стороне. И вот из-за этого-то совершившие насилие оказываются в уязвимом положении, поскольку оказываются открыты для атак, причинения боли и к тому же сами по себе переживают неприятные эмоции. Не происходит ли фактически «обмена ролями» между жертвами и насильниками благодаря публичному разоблачению насилия?
Но давайте посмотрим, что имеется в виду под страданием в том и другом случае? Эта заметка предлагает небольшое интеллектуальное путешествие за ответом на вопрос, вынесенный в заголовок.
Насилие отвращает от себя тем, что приводит к страданию. За насилием по определению следует страдание, иначе не о чем было бы и говорить. Страдание — это интенсивное болезненное ощущение, которого невозможно избежать. Жертва не может скрыться, ей приходится терпеть, претерпевать, выносить. Невыносимое страдание может убить. Страдание узнается по самой невозможности избежать того, чего больше всего хотелось бы избежать. Но его уже не избежать тем, кто «там» оказался. Как писал философ Эммануэль Левинас, «вся острота страдания — в невозможности отступления». Страдание можно разве что пережить, но не переждать. (Различие физического и психологического насилия сейчас здесь не обсуждается, ибо дело не в нем).
Бывает, что страдающие называют «страданиями» любые неприятные переживания. Надеялись, что все будет хорошо, но получилось нехорошо. Спортсмены страдают во время изматывающих тренировок, которые нельзя бросить, а влюбленные — от любви. Иногда «страдание» превращается в универсальное слово для описания неприятных ощущений. Достаточно любой внешней причины для таких ощущений, чтобы начать «страдать». Спортсмен страдает, что его мучает тренер, влюбленные страдают от того, что возлюбленный ведет себя как-то не так. Но такое страдание кажется ненастоящим: его источником является наш собственный выбор. А страдание в «полном смысле этого слова» — это то, что не было выбрано. В него погружаются всегда против воли, без собственного согласия или несогласия. И это страдание невозможно «выключить».
Здесь можно увидеть сходства между страданиями тех, кто подвергался насилию, и тех, кто потом подвергся «разоблачению» как насильник. И то мучительно, и другое. Но если речь идет о сексуальном насилии, то сопоставлять эти страдания трудно — хотя бы потому, что это насилие по отношению к телу. Это не «просто» слова, это телесное вмешательство, это захват чужого. Насильник имеет дело непосредственно с телом. Он (как правило, это именно «он») вламывается в самые интимные отношения человека, в отношения с собственным телом. Поэтому именно сексуальное насилие особенно травмирует. Его разоблачители едва ли стремятся сделать с насильниками то же самое, что он сделал с ними («око за око»). Тогда бы им не потребовалось «разоблачение». То, что случается потом с разоблаченными — расспросы, осуждение, потеря лица и репутации, даже позор и травма — это тоже больно, унизительно, это тоже травмирует. Но это не захват чужого тела, не вторжение в чужую интимность.
У насилия есть еще один неприятный и решающий аспект. На взгляд жертвы, оно происходит без причин. Никто не «заслуживает» быть изнасилованным. Никто не «заслуживает» чужого болезненного воздействия на свое тело. Страдание от насилия — это не результат каких-то предшествующих действий жертвы или ее выбора жертвы. Это вообще не выбор.
Конечно, насильники порой рады убедить жертву, что «она это сама заслужила». Иногда они бывают необыкновенно убедительны. Именно в случаях сексуального насилия это так. Люди из ближнего круга, соседи, даже родные и родственники иногда тоже это «подтвердят»: «Сама виновата». Однако в том и состоит парадокс травмирующего насилия, что оно всегда незаслуженно, всегда результат собственного решения насильника. Каким бы оно не казалось после и со стороны. Травмирует именно эта бессмысленность.
Если постараться, то, наверное, любое насилие можно обосновать, доказав, что к этому все шло, и избежать этого было совершенно невозможно. Будь это так, люди не отличались бы от роботов и не могли бы чувствовать ответственность и вину. От чувства вины и страдают разоблаченные насильники. Неприятные ощущения, которые им достаются, — это закономерные результаты сделанного ими ранее.
Когда насилие «разоблачено», то есть «опубликовано», то ответственность за чужое страдание, причиненное по собственному выбору, приходит теперь со стороны других людей. От нее тоже невозможно спрятаться и скрыться. С совестью еще можно договориться, когда совершенное насилие остается тайной. С другими людьми так договориться сложнее. Но это страдание от последствий собственного насилия. Оно закономерно. Разоблаченные насильники страдают от того, что сами когда-то для себя выбрали. Может быть, тогда, в прошлом они не успели или не догадались задуматься о последствиях. Но теперь уже они сами оказываются в ситуации «невозможности отступления». Разоблаченные насильники, в отличие от своих жертв, не могут сказать себе: этого страдания мы не заслужили. Именно потому, что они — «заслужили».
Так что практики разоблачения насилия нельзя считать «таким же насилием». Это именно практики разоблачения. Разоблаченные могут мучиться, как раньше их жертвы, но сами они — не жертвы. Переживаемые ими унижение и другие страдания не уравнивают их с их жертвами. Они попросту «получают свое». Стыдно, совестно? Но это не переживания жертв. Это переживания тех, кто предпочел бы оставить когда-то произошедшее в тайне. Без насилия не было бы и разоблачения.
Оставить «в тайне» — значит оставить в прошлом, не возвращаться к прошлому событию. И если не забыть его, то будто забыть, «не ворошить». Забвение насилия интересно этим «как будто». Оно как бы не вполне забывается. Такое забвение это маска. Насильник носит ее, ожидая и требуя, чтобы и жертвы тоже носили маску такого «как будто забвения». В этом требовании с ними вольно или невольно солидарны те, кто спрашивает, «являются ли насилием практики разоблачения насилия?»
Но когда и при каких обстоятельствах жертвы ее снимут, решать самим жертвам. Эта неопределенность вызывает неудобства, которые, может быть, и не назвать «страданием». Но все же насильники явно хотели бы ее избежать. А вот это-то и невозможно.
В отличие от страдания жертв, страдания «бывших» насильников могут получить совершенно особенный смысл. Потенциально они могут привести к искуплению. Признав долг, его можно и оплатить. Но как раз об этом не думают те, кто задается вопросом «не являются ли насилием практики разоблачения насилия?» Они стремятся уйти от этих неудобств или помочь другим их избежать. Это попросту недостойно. Поэтому лучше не давать себя путать разговорами о том, что не надо, мол, «выносить сор из избы», к которым дискуссии о «разоблачении насилия» иногда норовят свестись.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML