Тайга.инфо приводит частичную расшифровку программы «Корни и щепки: от человека» с новосибирским философом и методологом Виталием Коржавиным. Соведущие: публицист и политик Дмитрий Холявченко, гендиректор исследовательской компании Tayga Research Александр Баянов.
Монолог Коржавина.
Всю деятельность Георгия Щедровицкого я бы разделил на четыре пласта. Первое — это его чисто научная работа, которую он с Александром Зиновьевым начинал, с Мамардашвили и с Грушиным — Московский логический кружок. Это серьезное, тяжелое чтение, но наследие его колоссально.
Второй пласт — это именно методология, теория, которую он создал. Третий пласт — самый важный, самый интересный. Щедровицкий придумал такую необыкновенную, небывалую форму организации мыследеятельности, как «игры». Именно этим он прославился. Именно как «игровика», игротехника его запомнили.
И четвертое — его школа. Как я написал на Тайге.инфо, чуть ли не половина не то что правительства, а интеллигенции с этим соприкоснулись.
Слово «методология» — далеко не новое. Методология преподавания, методология физики… И читать это невероятно скучно, невероятно неинтересно. Это такой специфический, отстраненный от реальности язык. Слово было мертвым. Щедровицкий сделал с ним что-то совершенно невероятное, что-то совершенно фантастическое.
Насколько я понимаю, методология — это метод «разборки» любых мыслительных конструкций по частичкам. И потом — помешивание в «методологическом котле» «методологической ложкой» и создание новых супов и новых блюд. Вот, грубо говоря, что такое методология. И ее какая-то запредельная абсолютная универсальность.
Еще когда «игры» не были изобретены, Георгий Петрович [Щедровицкий] оттачивал эту технологию так. Он приходил на любое собрание — Союза архитекторов, Союза художников, Союза писателей, без разницы. И начинал архитекторов учить проектировать, живописцев — писать картины, медиков — лечить, а учителей — учить. И делал это с таким невероятным блеском, что люди не могли ничего возразить. Я читал все эти стенограммы. Через полчаса общения они считали себя полностью депрофессионализированными.
То есть он рассказывал архитекторам, что такое архитектура, художникам — что есть живопись. Самое главное — его никто не считал бесноватым или дурачком. Люди моментально выстраивались к нему на семинары, а дальше ездили из города в город.
В начале 1970-х Щедровицкий выдумывает действительно нечто новое. Все остальное, о чем я говорил, где-то как-то использовалось, просто эту деконструкцию он сильно обострил. Он создает небывалую, как он говорил «коллективную форму мыследеятельности». Для решения любых универсальных проблем. Это и была организационно-деятельностная «игра».
Это как какая-то организация, вплоть до министерства, ставит задачу: например, нам нужно построить больницу [или школу], но мы не уверены, где, в каком объеме, какого направления. Сложная большая задача. И, самое главное, — это задача должна быть мультидисциплинарной. Это не дело врачей, не дело архитекторов, не дело строителей, политиков. И, как утверждал Щедровицкий, учитель не понимает архитектора. А это невероятно важно. Вот эти коридоры… Это буквально казарма.
Но проблемы могут быть и более общие. Например, нам не больницу нужно строить, а район. Где должны быть садики, магазины, инфраструктура. И здесь мультидисциплинарность возрастает в разы.
Итак, они собираются в каком-то замкнутом пространстве, где есть доска, мел и Щедровицкий со своей командой. Обязательным условием «игры» является замкнутость, чтобы люди никуда не отлучались. Большие «игры» шли по неделе, средненькие — два-три дня.
Что еще мне интересно сказать. Сейчас очень многие говорят о девяностых как о беспределе, как о переделе собственности, одни сплошные бандиты, нищета. Интеллигенция с мешками из Китая торгует. Но. Такой напряженной интеллектуальной работы — не только на «играх»… Я помню и институт, сборы наши, постоянные вечеринки студенческие. Ну, близко сейчас такого нет.
Это были самые напряженные поиски смыслов. Самые напряженные поиски пути — до драки, до одурения. Как сделать лучше? Как изменить жизнь? Тем более, что это было на «играх» Щедровицкого.
Методолог окончательно «уничтожал» уже все эти смыслы, парадигмы. Уже просто «в труху». У людей начиналась уже просто чудовищная фрустрация, на второй или третий день. Это очень серьезно было — такое мероприятие. Никогда никаких тренингов в подобном стиле я не видел. На третий день [«игры»] в Сочи я выходил, смотрел и не понимал, что передо мной. Мир сыпался на части. Чудовищное состояние опустошенности! В этом, конечно, и жесткость, и определенная жестокость методологии. Было, что люди сходили с ума, спивались. Те, кто в это погружались года на два-три.
Последние годы Щедровицкий говорил, что с реконструкцией, со строительством было туго. Но! «Мы заставили людей мыслить». Человек социализма — это человек бессмысленный. Человек неумеющий и боящийся любой мысли. Поэтому результатом было вовлечение людей в дискуссию.