В середине ноября 2016 года по обвинению в вымогательстве у собственника шахты Антона Цыганкова 51% акций (513 штук) АО «Разрез Инской» стоимостью, по версии потерпевшего, более миллиарда рублей, были задержаны восемь человек: заместители губернатора Кузбасса Амана Тулеева Алексей Иванов и Александр Данильченко, начальник департамента административных органов региона Елена Троицкая, миллиардер из списка Forbes Александр Щукин и его доверенное лицо Геннадий Вернигор, руководитель СК РФ по Кемеровской области Сергей Калинкин, замглавы второго отдела по расследованию особо важных дел СК РФ по Кемеровской области Сергей Крюков и старший следователь Артемий Шевелёв. Процесс под председательством судьи Александра Вялова начался 31 октября 2018 года в Центральном районном суде Кемерова. Семеро из восьми подсудимых находятся под домашним арестом, а генерал-лейтенант Калинкин — в СИЗО. Обвинение предъявлено по ч. 3 ст. 163 УК РФ за вымогательство организованной группой в особо крупном размере.
Более чем за полтора года судебного разбирательства были допрошены более сотни свидетелей, оглашены «прослушки» телефонных разговоров фигурантов дела и характеризующие материалы на каждого подсудимого, размещаем их краткое изложение после содержания допроса.
Сергей Михайлович Крюков, подполковник юстиции, родился 31 мая 1979 года. В 2001 году окончил Уральскую государственную юридическую академию по специальности «юриспруденция».
С 2009 по 2011 годы проходил службу в следственном управлении Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Кемеровской области в должности руководителя отдела по расследованию особо важных уголовных дел (о преступлениях против государственной власти и в сфере экономки). В 2011-2014 годах проходил службу в СУ СКР по Кемеровской области.
21 марта 2013 года зампред СК РФ генерал-полковник Нырков присвоил Крюкову специальное звание подполковника юстиции. 24 декабря 2014 года назначен на должность заместителя руководителя второго отдела по расследованию особо важных дел СУ СКР.
«За время прохождения службы Сергей Крюков зарекомендовал себя грамотным, энергичным и требовательным работником, — характеризует следователя бывший руководитель Павел Муллин. — Обладает высокой работоспособностью, принимает процессуально выверенные решения. Имеет хорошие знания уголовного и уголовно-процессуального законодательства, аналитические способности, постоянно работает над повышением своих профессиональных знаний, изучает судебную, следственную практику, новое законодательство. В работе проявляет инициативу и настойчивость в достижении результата, умеет объективно оценивать полученную информацию, определять её значимость, ставить наиболее важные задачи и принимать своевременные решения, а также правильно организовывать работу подчиненных следователей. По характеру выдержан, в общении коммуникабелен, корректен, среди коллег пользуется уважением, ему присущи такие черты характера, как трудолюбие, исполнительность, доброжелательное отношение к людям. Замечаний в быту не имеет».
За добросовестное исполнение служебных обязанностей Крюков неоднократно поощрялся руководителем управления. Приказом председателя Следственного комитета Российской Федерации Александра Бастрыкина № 1-кт/п от 09 января 2013 награжден медалью «За безупречную службу» III степени. Постановлениями губернатора Кемеровской области Амана Тулеева награжден медалями «За служение Кузбассу» (2014 год) и «За честь и мужество» (2016 год).
14 ноября 2016 года отстранен от занимаемой должности на период расследования уголовного дела № 66640.
Свои показания Сергей Крюков начал с того, в каких отношениях состоял с другими обвиняемыми в сговоре. Калинкина, Шевелева, Иванова и Троицкую Крюков, по его словам, знал по работе в прокуратуре и следственном управлении Кузбасса. Данильченко и Вернигора впервые увидел 12 июля 2016 в здании СУ СКР. Щукина вовсе не знал до 2017 года и никогда с ним не общался.
В следственном комитете Крюков работал с января 2009 года, полномочия его регламентировались УПК, как у всех следователей.
Руководил 2-м отделом непосредственный начальник Крюкова Юрий Шремф, в случае его отсутствия обязанности начальника отдела переходили к коллеге Крюкова Наталье Миллер. Крюков как замначальника контролировал работу половины следователей отдела: Кивалова, Козлова, Крачковской, Панфилова, Шевелева, Шлегеля. Юрий Шремф непосредственно подчинялся Алексею Ткачу, а уже Алексей Ткач — Сергею Калинкину.
Указания руководителей в соответствии со ст. 39 УПК РФ всегда давались в письменной форме, адресованные конкретному исполнителю.
В конце рабочего дня в пятницу 8 июля 2016 года на рабочий телефон Крюкова позвонила секретарь замглавы СУ СК по Кузбассу Алексея Ткача и сказала, что тот ждет следователя у себя. Крюков поднялся в приемную Ткача, где встретил Наталью Миллер (Юрий Шремф был в отпуске), и они вместе вошли в кабинет руководителя.
В ходе совещания Ткач сообщил следователям, что во 2-й отдел будет передано для дальнейшего расследования уголовное дело, возбужденное следственным отделом по Беловскому району по ст. 145.1 УК РФ по факту невыплаты зарплаты работникам АО «Разрез Инской» в связи с большим общественным резонансом — вследствие невыплаты зарплаты на шахте произошла забастовка.
Миллер пыталась возразить, говоря, что следователи отдела и без того перегружены, но Ткач приказал определиться с тем, кто будет расследовать дело «Разреза Инского». Миллер предложила передать дело Артемию Шевелеву, который недавно вышел из отпуска и был менее загружен, чем его коллеги. (Ранее Миллер подтвердила это, давая показания в зале суда. — прим. Тайги.инфо)
Ткач уведомил Крюкова и Миллер, что дело из Белово вечером привезет замглавы СУ СК Павел Муллин, и распорядился, чтобы Шевелев за выходные изучил материалы и имел представление обо всех обстоятельствах. Крюков в силу своих должностных обязанностей позвонил Шевелеву и передал указания Ткача. В понедельник 11 июля должно было состояться очередное еженедельное совещание у Ткача, а затем и у руководителя СУ СК Сергея Калинкина, на которых нужно было доложить о выполненной работе.
На выходных 9 или 10 июля Шевелев позвонил Крюкову и сообщил, что замначальника ГУ МВД Алексей Филичкин собирает совещание по поводу уголовного дела «Разреза Инского». Крюков находился далеко от Кемерова, и попросил Шевелева сходить на совещание одного. После совещания по телефону Шевелев кратко изложил Крюкову обстоятельства дела, они посовещались и решили, что помимо признаков преступления, предусмотренного ст. 145.1 УК РФ (невыплата зарплаты), в нем также имеются признаки ст. 199.2 УК РФ (уклонение от уплаты налогов) и ст. 201 УК РФ (злоупотребление руководителями коммерческой организации), которые необходимо рассмотреть.
11 июля Крюков пришел на работу в 9 утра и Шевелев доложил ему обстоятельства дела подробно.
Уголовное дело №16400205 по ч. 2 ст. 145.1 УК РФ 3 июня 2016 года возбудил следственный отдел по Беловскому району по требованию прокуратуры.
С ноября 2015 по май 2016 года «Разрез Инской» частично, в течение более 3 месяцев, не выплачивает заработную плату не менее 898 работникам в размере более 25 млн рублей.
Директором шахты является ее бывший главный маркшейдер Андрей Месяц, до него был Олег Пожидаев, Месяц — формальный наемный директор, который фактически самостоятельно не управляет предприятием. Финансовым управлением шахтой занимается гендиректор ООО «ОУК Менеджмент» Андрей Гайдин. Гайдин, его подчиненные и представители акционеров входят в совет директоров шахты, куда назначены общим собранием акционеров.
Общее собрание акционеров является высшим органом управления. Акционеры шахты: житель Новокузнецка Антон Цыганков (51%), зарегистрированный в Элисте гражданин Швеции Давид Якобашвили, москвичи Хорольский и Шибалкин. Есть основания полагать, что мажоритарный акционер Цыганков, обладающий контрольным пакетом акций, в силу ФЗ «Об акционерных обществах» и Устава, АО «Разрез Инской», вместе с Гайдиным, фактически управляет шахтой.
«Разрез Инской» имеет общую задолженность более 9 млрд руб., имущество и акции заложены в банках, имеет задолженность по уплате обязательных платежей — налогов и взносов во внебюджетные фонды — более 300 млн руб, в связи с чем на счета шахты наложен запрет на совершение операций.
Шахта из-за прохождения геологического нарушения больше года не добывает уголь, собственных средств не имеет, берет займы под проценты у ООО «ОУК Менеджмент». Деньги на счета шахты не поступают. Расчет с контрагентами осуществляется по письмам, направляемым в ООО «ОУК Менеджмент», тем самым, денежные средства укрываются от взыскания.
Из этой информации Крюков и Шевелев сделали вывод, что АО «Разрез Инской», помимо невыплаты зарплаты, заведомо незаконно уклоняется от уплаты налогов и обязательных взносов путем направления писем в управляющую компанию ООО «ОУК Менеджмент», и за этими нарушениями стоят лица, фактически управляющие «Разрезом Инским».
Около 10 утра 11 июля 2016 года Крюкова и Шевелева вызвали на совещание к Павлу Муллину, где присутствовали замначальника полиции Филичкин, начальник управления экономической безопасности и противодействия коррупции Александр Эрфурт и еще один или два оперативных сотрудника.
Павел Муллин рассказал собравшимся о своем выезде на «Разрез Инской» 8 июля в день забастовки. Шахтеры, по словам Муллина, были на взводе из-за длительной невыплаты заработной платы, им нечем кормить детей и платить кредиты, они угрожают перекрыть Транссиб. Шахта не добывает уголь из-за инженерных ошибок, счета ее арестованы за неуплату налогов и сборов, текущее финансирование ведется через «ОУК Менеджмент», деньги укрываются от взыскания. Необходимо срочно создать следственную группу, в том числе, из числа следователей Беловского района, провести обыски в АО «Разрез Инской» и ОУК «Менеджмент», начать допросы свидетелей, в первую очередь Гайдина и Цыганкова. Муллин обратил внимание участников совещания на позицию председателя СК России Александра Бастрыкина, что прежде всего необходимо работать с собственниками предприятий, и рассматривать факт невыплаты заработной платы как сопутствующий злоупотреблениям, налоговым и иным преступлениям.
Филичкин сообщил, что имеются сведения о необоснованном получении АО «Разрез Инской» государственной субсидии в несколько сотен миллионов рублей. Оперативники озвучили данные о Гайдине, Цыганкове и Месяце, об инвесторах Юшваеве и Якобашвили, об их участии в деятельности шахты, о сомнительных фактах деятельности предприятия и его руководства, попадавшего во внимание оперативных работников и ранее. На совещании звучала информация о горнопроходческом комбайне ООО «Балтика» [на выкуп которого Цыганкову был выдан займ ООО «ОУК «Менеджмент» в 20 млн руб.] и об угрожающем «Разрезу Инскому» банкротстве.
Крюков и Миллер определили состав следственной группы, в нее включили Оксану Рыбалкину, Андрея Панфилова и двух беловских следователей. Крюков подготовил постановление о создании следственной группы и пошел подписывать его к руководителю СК Сергею Калинкину. Подписать постановление мог только Калинкин, поскольку в нем упоминались районные следователи. Калинкин спросил у Крюкова, какая есть информация по делу. Крюков коротко пересказал генералу сведения, полученные от Муллина, Шевелева и других коллег, и обратил его внимание на расчеты по письмам, которые подписывал Месяц, оплачивал Гайдин, а совет директоров и акционеры, как минимум, не могли не знать об этом и скорее всего причастны к этой схеме. Кто схему оргнанизовал было неизвестно, но, вероятно, действовала группа лиц. Крюков поделился с Калинкиным соображениями о том, что ст. 145 УК РФ не охватывает всех нарушений на «Разрезе Инском» и имеются признаки составов ст. 199.2 и ст. 201 УК РФ, в рамках уголовного дела по ст. 145.1 УК РФ расследовать все обстоятельства было невозможно.
«Калинкин сказал, что если все так и есть, как я докладываю, то необходимо возбуждать уголовное дело по ст. 201 УК РФ, то есть, по общей норме, — вспоминает Крюков. — Ст. 145.1 и ст. 199.2 УК РФ — это нормы специальные, вменяющиеся в зависимости от конкретных последствий злоупотребления полномочиями руководителями. Еще он сказал, что директор на шахте — наемный работник и сам ничего не решает, нужно принимать решение в отношении собственников. Обсуждая вопросы экономических преступлений, и Калинкин и Муллин ранее неоднократно использовали понятие „собственник“ по отношению к лицам, обладающими возможностью реально определять судьбу организации, а это и акционеры, и бенефициары, имеющие доли в уставном капитале, и инвесторы, имеющие представительство в совете директоров и так далее. Также Калинкин сказал, что нельзя долго возиться с этим беспределом на шахте, есть приказ № 2 Бастрыкина, в соответствии с которым уголовное дело должно быть возбуждено незамедлительно после установления соответствующих оснований. Если всё установлено, нужно незамедлительно возбуждать дело, устанавливать всех причастных лиц, собственников, вызывать их в следственное управление и допрашивать».
Крюков несколько раз подчеркнул, что слова Калинкина были для него не указанием, а только «постановкой задачи».
Прокуратура Кемеровской области требовала от следователей, чтобы те устанавливали факты, обстоятельства и проводили следственные действия строго в рамках возбужденного уголовного дела. Если уголовное дело возбуждалось по одной статье, а следственные действия в рамках дела проводились по другому факту, то прокуроры не утверждали обвинительные заключения.
Кроме того, следователи знали правовую позицию Конституционного суда РФ о том, что «следователь вправе производить следственные действия, исключительно направленные на сбор доказательств по преступлению, описанному в постановлении о возбуждении уголовного дела, а все иные данные, полученные в ходе следственных действий и не имеющие отношения к уже возбужденному делу, признаются, не только, как недопустимые доказательства, но и как прямое нарушение конституционных прав граждан».
Крюков после разговора с Калинкиным не стал торопиться немедленно возбуждать уголовное дело по ст. 201 УК РФ, он считал, что не хватает некоторых данных: конкретных сведений о датах запретов на операции по счетам, копий инкассовых поручений, конкретных сумм о задолженности по уплате налогов и взносов по состоянию на 11 июля 2016 года, не была изъята вся необходимая бухгалтерская документация, содержащая сведения о задолженности шахты и расчетах по письмам. Все это только предстояло установить и получить. Калинкину он об этом Крюков не сообщал, но Шевелеву позицию руководства передал.
«Еще я сказал Шевелеву, что основания для возбуждения дела вроде бы есть, — рассказывает Крюков. — Но нужно на шахте и в управляющей компании изъять бухгалтерскую документацию, содержащую сведения о задолженности и расчетах с контрагентами, получить сведения из ФНС и внебюджетных фондов о задолженности, еще определиться с поводом — либо составить рапорт, либо получить заявление. При этом получение заявления не носило обязательного характера, достаточно было рапорта следователя, поскольку имелись признаки преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 201 УК РФ и согласно УПК РФ для принятия решения о возбуждении дела заявления не требовалось. Шевелеву про заявление я сказал только потому, что мог возникнуть вопрос в прокуратуре области, является ли задолженность по зарплате и сумма недоимки существенным вредом для иных лиц — работников и государства».
Обыскивать «Разрез Инской» в село Старопестерево отправили Оксану Рыбалкину, а в Новокузнецк на обыск офиса ОУК «Менеджмент» выехал Андрей Панфилов. Перед отъездом Рыбалкиной Крюков столкнулся с ней, Шевелевым и оперативниками в коридоре СУ СК, проинструктировал Рыбалкину, на что обращать внимание, какие документы изымать, пояснил, что дело серьезное, работники шахты на взводе, и, если они будут к ней обращаться, нужно разъяснять им, что ведется следствие, разъяснять им их права при производстве по уголовному делу, и, если они захотят обратиться с заявлениями либо ходатайствами — принимать безусловно.
Шевелев остался в СУ координировать работу следователей и работать с документами, он поручил Александру Эрфурту пригласить Цыганкова и Гайдина в управление для допроса.
11 июля Крюков знал об Антоне Цыганкове, что тот был не просто акционером, а фактическим руководителем АО «Разрез Инской». Ранее Цыганков являлся директором УК «Промуглесбыт», которая до ОУК «Менеджмент» вела все финансовые дела шахты и распоряжалось выручкой от продажи добытого угля. Предыдущие акционеры и инвесторы «Разреза Инского» перестали доверять УК «Промуглесбыт» после уклонения от уплаты налогов, из-за которого было возбуждено уголовное дело, и в связи с хищением денег на приобретение добычного комбайна посредством подставной организации ООО «Балтика». Цыганков имел непосредственное отношение к обоим обстоятельствам. Предположительно, инвесторы принудили Цыганкова взять займ в 20 млн рублей, чтобы выкупить долю в капитале ООО «Балтика» и предотвратить возврат комбайна поставщику и банкротство «Разреза Инского». Цыганков принимал участие в общем собрании акционеров шахты, в ходе которого в отсутствии других акционеров, обладая 51% акций, единолично контролировал деятельность предприятия, принимал ключевые решения и самое живое участие в работе «Разреза Инского», а не просто приобрел акции и, сидя на диване, ждал дивидендов.
Из доклада Шевелева Крюков сделал вывод, что финансовыми делами шахты занимался Гайдин, которого наряду с другими сотрудниками ОУК «Менеджмент» Цыганков ввел в совет директоров и сделал его председателем. Как гендиректор ОУК «Менеджмент», Гайдин, согласно агентским договорам, распоряжался добытым «Разрезом Инским» углем, осуществлял материально-техническое обеспечение шахты, контролировал всю финансовую деятельность и по письмам директора шахты рассчитывался с кредиторами.
Было очевидно, что в незаконной схеме расчетов по письмам участвуют минимум трое — Месяц, Гайдин и Цыганков — юридически они обладают всеми организационно-распорядительными и административно-хозяйственными функциями в АО «Разрез Инской». Налицо были противоправные действия именно группы лиц, поскольку в одиночку никто из них не мог поддерживать эту схему.
В июле 2016 года уголовный кодекс не предусматривал самостоятельной нормы ответственности за уклонение от уплаты взносов в Пенсионный фонд по ст. 199.2 УК РФ. Неуплата налогов и обязательных взносов влекла существенные негативные последствия и для бюджетной системы России, и для работников шахты — нарушались их пенсионные права, не происходило увеличение стажа. Более 147 млн рублей руководство «Разреза Инского» скрывало от взыскания в Пенсионный фонд. Крюков и Шевелев решили, что нужно рассматривать варианты с возбуждением уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ст. 201 УК РФ — общей норме по отношению к ст. 145.1 и ст. 199.2 УК РФ.
Во второй половине дня 11 июля Шевелев сообщил Крюкову, что предпрофкома «Разреза Инского» Юрий Кутенев написал Оксане Рыбалкиной заявление. Крюков сказал, что заявление может стать поводом к возбуждению уголовного дела, и отправил Шевелева к Миллер, которая, согласно своим полномочиям, зарегистрировала заявление и поручила его проверку собственно Шевелеву.
Позже Шевелев снова зашел к Крюкову за советом, Крюков повторил ему позицию руководства, указал на установленные обстоятельства и сказал, что не имеет смысла откладывать принятие решения, нужно возбуждать уголовное дело по ст. 201 УК РФ по факту злоупотребления полномочиями.
Шевелев подготовил проект постановления о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 201 УК РФ, показал его Крюкову. Крюков поправил содержание проекта, сказал убрать из него указание на Месяца, Цыганкова и Гайдина, так как уголовное дело возбуждалось не в отношении конкретных лиц, поскольку не были досконально установлены их роли, а по факту преступления.
Шевелев возбудил уголовное дело № 16000245 и копию оригинала постановления передал Миллер для регистрации.
Крюков подробно и юридически избыточно, с указанием статей УПК, ГК и УК РФ, объяснил, почему считал возбуждение уголовного дела законным и обоснованным.
Из заявления Юрия Кутенева следовало, что «Разрез Инской» с марта 2016 года имеет задолженность по заработной плате в размере 63 млн рублей, из чего следовал очевидный вывод о факте частичной либо полной невыплаты зарплаты работникам организации свыше трех месяцев, который существенно нарушает конституционные права работников и объективно является одним из признаков преступления. Заявление, содержащее в себе сведения, относящиеся к объективной стороне преступления, и об общественно-опасных последствиях, было правомерно зарегистрировано в книге регистрации сообщений о преступлениях (КРСП) и правомерно было использовано следователем Шевелевым как повод к возбуждению уголовного дела.
Шевелев установил наличиепреступного деяния — уклонение руководителей АО «Разрез Инской» от погашения задолженности, сокрытие денежных средств, за счет которых должно было производиться взыскание налогов и сборов. Установил общественную опасность деяния — нарушение конституционных прав человека и гражданина на труд и его оплату, причинение вреда отношениям в сфере экономики и формированию доходной части бюджета РФ. Установил противоправность и наказуемость деяния, его запрещенность нормой ст. 201 УК РФ и меры наказания, предусмотренные ею. Установил умысел и виновность руководителей шахты, их желание и стремление, создать и осуществлять систему расчетов с кредиторами по письмам, система не могла сложиться независимо от их воли, и они, очевидно, осознавали последствия, установил составообразующие признаки указанного преступления.
Гендиректор АО «Разрез Инской» Месяц неоднократно направлял Гайдину письма о перечислении денег непосредственно на счета указанных в них лиц, а не на счета «Разреза Инского», председатель совета директоров Гайдин от лица кредитора выполнял указанные в письмах предписания, а акционер Цыганков «осуществлял контроль» за деятельностью органов юридического лица, утверждал отчеты, не принимал мер по пресечению этих противоправных действий. При этом руководители использовали свои полномочия вопреки законным интересам организации, поскольку целью любой коммерческой организации является извлечение прибыли на законных основаниях, своевременная оплата труда и выплата налогов и сборов, чтобы избежать санкций и негативных последствий в результате привлечения к ответственности.
Руководители «Разреза Инского» использовали полномочия в целях извлечения выгод и преимуществ для себя и других лиц, они очевидно стремились избежать остановки и прекращения работы шахты из-за нехватки финансов, желали продолжать на ней работу, получать за это вознаграждение, а также получить впоследствии для себя и иных лиц выгоду в виде процентов от средств, переданных в долг «Разрезу Инскому».
Последствия действий Месяца, Гайдина и Цыганкова были тяжкими — суммы задолженности по зарплате, в бюджет и внебюджетные фонды являлись очень значительными: по зарплате более 25 млн рублей, по налогам и взносам более 260 млн рублей, в том числе в ПФР более 147 млн рублей. Конституционные, трудовые и пенсионные права работников нарушались более 3 месяцев подряд. Вследствие противоправных действий руководства шахты временно была приостановлена ее работа.
Крюков утверждает, что 11 июля 2016 года Шевелев вынес постановление о возбуждении уголовного дела в рамках своих должностных обязанностей и компетенции в соответствии с требованиями ч. 4 ст. 7 и ч. 2 ст. 146 УПК РФ. Законность принятого решения о возбуждении уголовного дела по ст. 201 УК проверялась прокуратурой Кемеровской области и постановление следователя отменено не было, документы проверял прокурор отдела Конкин.
Примерно через час после возбуждения уголовного дела Шевелев сообщил Крюкову, что к нему приехал Цыганков, и спросил совета, в качестве кого его допрашивать. Крюков сказал, что по его мнению, допрашивать Цыганкова нужно в качестве подозреваемого, чтобы обеспечить ему право на защиту. Крюков основывал свои доводы на правовой позиции КС РФ из Постановления от 27 июня 2000 в связи с жалобой Маслова, где КС указал, что необходимо учитывать не только формальное процессуальное, но и фактическое положение лица, в отношении которого осуществляется публичное уголовное преследование.
Шевелев спросил Крюкова, может ли акционер являться субъектом преступления, предусмотренного ст. 201 УК РФ. Следователи подробно обсудили юридические нюансы вопроса, рассмотрели нормы ФЗ «Об акционерных обществах» и Устава, АО «Разрез Инской» и пришли к выводу, что акционер Цыганков в полной мере подпадает под определение лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой организации, указанные в примечании 1 к ст. 201 УК РФ, поскольку временно — в ходе проведения общих собраний акционеров — выполняет организационно-распорядительные и административно-хозяйственные функции в этой организации.
В материалах дела была копия протокола общего собрания акционеров «Разреза Инского» от 29 июня 2016 года, которая подтверждала, что Цыганков в собрании участвовал и единолично продлил полномочия совету дикторов общества, утвердил годовой отчет общества, утвердил годовую бухгалтерскую отчетность, в том числе отчет о прибыли и убытках за 2015 год, принял решение не распределять прибыль общества по результатам 2015 года и не выплачивать дивиденды, избрал ревизионную комиссию и утвердил аудитора общества. Таким образом, Цыганков, являясь владельцем 51% голосующих акций, вполне мог являться субъектом преступления, предусмотренного ст. 201 УК РФ.
Акционер, как и любой другой вменяемый совершеннолетний человек, может нести ответственность за соучастие в совершении указанного преступления в качестве организатора, подстрекателя либо пособника его совершения, наряду с непосредственным исполнителем по правилам ст. 33 УК РФ (мог руководить действиями членов совета директоров и через них действиями директора АО, мог склонить директора к совершению преступления, мог содействовать совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, мог обещать скрыть следы преступления).
Позже Шевелев передал Крюкову, что Цыганков утверждает, что он только акционер, не управляет «Разрезом Инским», отказался от дачи показаний, но сказал, что, возможно, даст показания в дальнейшем.
Крюков пошел к Калинкину и сообщил, что Цыганков отказывается давать показания. «Калинкин сказал мне: „Решайте вопрос по его задержанию“, — вспоминает Крюков. — Я воспринял это как поручение, как задачу задержать Цыганкова в порядке ст. 91 УПК РФ. Должен уточнить, что никакой письменной формы не было, и слова Калинкина не являлись указанием, обязательным к исполнению».
Калинкин спросил Крюкова, какая работа с Цыганковым планируется на следующий день. Крюков ответил, что планируется повторный допрос Цыганкова с предъявлением ему документов и проверкой показаний.
«„Ясно, идите, допрашивайте,“ — сказал Калинкин, — продолжает Крюков. — Я был не уполномочен задерживать подозреваемого, так как уголовное дело не находилось у меня в производстве. На тот момент времени, я думал, что не имеется оснований для задержания, этот вопрос я не обсуждал ранее с Шевелевым, поэтому спорить с Калинкиным не стал».
Крюков вернулся в свой кабинет и, когда Шевелев зашел к нему, передал тому позицию руководства: без отсылки к фамилии Калинкина, сказал, что нужно задерживать Цыганкова и спросил, какие для этого есть основания.
Цыганков «прямо лгал» следователям, что не принимал участия в управлении АО «Разрез Инской». Документы и допрошенные по делу лица указывали на него как на основного акционера и руководителя, принимавшего ключевые решения. Обладая высшей властью в организации, он не принимал мер по пресечению порядка расчетов по письмам, покрывал действия Гайдина и Месяца, укрывал известные ему сведения о деятельности шахты, мог оказать давление на других участников дела, согласовать свою позицию с Гайдиным и Месяцем, сокрыть доказательства, скрыться от следствия. Крюков сказал Шевелеву, что по его мнению, при имеющихся обстоятельствах Цыганкова необходимо задерживать.
Шевелев вышел, через некоторое время вернулся и сообщил Крюкову, что задержал Цыганкова. Крюков предложил на следующий день вызвать Цыганкова в следственное управление для допроса с предъявлением документов, документов было много, поэтому проводить допрос в ИВС было нецелесообразно, поскольку за каждым понадобившимся листком пришлось бы ездить в СУ СК.
Шевелев подготовил требование на вывоз Цыганкова из ИВС, они с Крюковым, согласно порядку, поставили на требовании свои подписи и гербовую печать.
На следующий день, 12 июля, Шевелев направил копии материалов по возбуждению уголовного дела по ст. 201 УК РФ и по задержанию Цыганкова в прокуратуру Кемеровской области. Прокуратура постановление о возбуждении уголовного дела не отменила и Цыганкова из ИВС не освободила.
12 июля следователь пытался вызвать в СУ СК Гайдина, но установить его местонахождение не удалось. 11 июля во время обыска в Новокузнецке Гайдина допросил Андрей Панфилов, после этого на связь тот не выходил. Не было установлено и местонахождение Якобашвили, Хорольского и Шибалкина, работу в этом направлении продолжили.
Утром 12 июля 2016 года около 09:30 секретарь пригласила Крюкова к Калинкину. Калинкин сообщил Крюкову, что приедут люди из администрации области, и пусть они пообщаются с Цыганковым наедине, если тот согласится. По словам Крюкова, это не было указанием Калинкина допустить чиновников к общению с задержанным. Сам Крюков ничего против такого общения не имел, при том, что Цыганков должен был дать согласие, а общение задержанных, например, с журналистами — обычная практика, которую ежедневно демонстрируют по телевидению.
Около 13:00 часов Калинкин вызвал Крюкова повторно, в кабинете генерала находились Алексей Иванов, Елена Троицкая и Александр Данильченко, имя которого Крюков узнал только в августе 2016 года, когда его действия стали проверять по заявлению Цыганкова.
Калинкин поручил Крюкову проводить чиновников к Цыганкову и выяснить, желает ли он поговорить с ними. Крюков повел сотрудников администрации в кабинет №220, дорога с третьего на второй этаж и 15 метров по коридору заняла около минуты, разговоров чиновников Крюков не слышал, он первым вошел в кабинет, где уже был Цыганков и три конвоира. Крюков спросил, желает ли Цыганков поговорить с заместителями губернатора. Цыганков ответил, что желает.
Кто начал беседу — Иванов или Данильченко — Крюков не помнит, помнит, что чиновники представились и сказали, что прибыли по поручению Тулеева, чтобы обсудить с Цыганковым как с собственником проблемы, возникшие на шахте «Разрез Инской». Крюков с минуту постоял у шкафа возле двери напротив стола, за которым сидел Цыганков, увидев, что разговор происходит спокойно, вышел из кабинета №220 и отправился к себе, о чем разговор пошел дальше, обвиняемому неизвестно.
Примерно 15:30 — 16:00 к Крюкову заглянул новокузнецкий адвокат Банчужный, который представлял интересы кого-то из обвиняемых. Банчужный полюбопытствовал у Крюкова об обстоятельствах задержания своего коллеги Цыганкова, но в этот момент в кабинет вошла секретарь и передала Крюкову поручение от кого-то из начальства: «Шеф сказал направить данные о личности на эту электронку», и передала Крюкову стикер с рукописной надписью фамилии Цыганков и адресом электронной почты. Чей почерк, Крюков не разобрал, записка была короткой и адрес написан латиницей. После возбуждения уголовного дела в отношении себя, Крюков узнал, что адрес электронки принадлежал нотариусу Ольге Верновой.
В своей папке на сервере следственного управления Крюков для оперативности хранил сканы некоторых документов, среди них была и копия паспорта Цыганкова, снятая Крюковым собственноручно. Крюков отправил эту копию на указанную в стикере электронку с рабочего ноутбука, а листочек выкинул в мусорку.
Когда Крюкову по делам приходилось проходить мимо кабинета Шевелева, он видел, что чиновники общаются с Цыганковым, было жарко и дверь была открыта. Шевелев заходил к Крюкову и сетовал, что общение затягивается, на что Крюков отвечал: «Если Цыганков хочет, пусть общаются, может, показания нормальные даст». Крюков и Шевелев обсуждали формулировки фабулы деяния в проекте обвинения Цыганкова.
В течение дня Крюков много раз заходил в приемную Калинкина, чтобы оставить документы на подпись или забрать подписанные. Около 17:00, когда он зашел в очередной раз, к нему обратилась женщина, как выяснилось позже нотариус Вернова, и попросила через его электронную почту переслать документ для Елены Троицкой. С Троицкой Крюков часто переписывался по рабочим вопросам, пересылал для нее документы, ничего дурного в просьбе Верновой следователь не увидел и написал ей на листочке свой адрес. Вернова это в своих показаниях подтвердила.
Через 20−30 минут на электронную почту Крюкова пришло сообщение с текстовым файлом, Крюков распечатал его на принтере, заголовок документа — «Доверенность» — был написан крупными буквами. Текст Крюков не читал и отнес распечатанное либо в приемную, либо в кабинет Калинкина, либо передал Троицкой лично.
Вечером к Крюкову снова зашел Шевелев и сказал, что Цыганков давно закончил общаться с представителями администрации, но все равно отказывается давать показания. Следователи обсудили дополнительно полученные в ходе дня доказательства и изученные документы, по мнению Крюкова, их было недостаточно для ходатайства перед судом об избрании меры пресечения.
Крюков пошел к Калинкину и сообщил, что Цыганков по-прежнему не дает показаний. Калинкин спросил, есть ли основания для заключения Цыганкова под стражу. Крюков ответил, что пока доказательств недостаточно, роль Цыганкова в преступлении досконально не установлена. Калинкин сказал, что если оснований недостаточно, то Цыганкова надо отпускать.
Крюков вызвал Шевелева, тот подготовил постановление об освобождении Цыганкова из ИВС, оба следователя постановление подписали.
«В описанных событиях я не видел ничего криминального, — объясняет Крюков. — Логику происходящего для себя я представлял примерно так: совершено преступление — человека сбила машина, был нарушен закон; водитель скрылся, личность его неизвестна, но собственник установлен; нашли собственника машины, но тот отказывается от показаний; что делать? — отпускать или задерживать? Очевидно, что задерживать; после разобрались — отпустили, извинились».
«Вымогательства я не совершал, — утверждает подсудимый Крюков. — Обвинение мне предъявлено как исполнителю (соисполнителю) преступления. Однако мне не вменяется ни предъявление потерпевшему требования, ни доведение до потерпевшего угрозы — таких действий я не совершал. Какого-либо насилия (квалифицирующий признак) в отношении потерпевшего я не применял, применение насилия мне не вменяется. Предъявленное мне обвинение не содержит сведений о содействии мной конкретным лицам в выполнении действий, образующих состав преступления. Обвинение указывает лишь на якобы высказанное мной обязательство содействовать другим участникам преступления и только лишь в документальном оформлении процедуры передачи акций, что не входит в объективную сторону вымогательства. Если следствие посчитало, что соисполнительство выразилось в непосредственном содействии исполнителю, это надо было указать в обвинении, однако, предъявленное обвинение не содержит такого указания. Таким образом, согласно обвинению, непосредственного участия в совершении преступления совместно с другими лицами я не совершал и непосредственного содействия в преступлении не оказывал, это не указано в описательно-мотивировочной части постановления о привлечении в качестве обвиняемого».
Далее Крюков по пунктам отверг все, что инкриминирует ему обвинение.
— Дал указание следователю Рыбалкиной получить от председателя профсоюзного комитета АО «Разрез Инской» Кутенева заявление о привлечении виновных в невыплате заработной платы лиц к уголовной ответственности и произвести регистрацию заявления в КРСП. Дал Шевелеву заведомо незаконное указание возбудить уголовное дело по факту организации лицами, выполняющими управленческие функции в АО «Разрез Инской», порядка взаиморасчётов контрагентов с шахтой, повлекшего наступление тяжких последствий, и задержать Цыганкова в порядке ст. 91 УПК РФ.— Таких указаний я не давал.
— По указанию Калинкина в 9 часов утра 12 июля 2016 вместе с Шевелевым подготовил и направил в УМВД России по Кемерово требование на конвоирование Цыганкова из ИВС в служебный кабинет № 220. — Требование я не готовил и не направлял.
— Вместе с Калинкиным и Шевелевым обеспечил беспрепятственный проход сотрудникам администрации Кемеровской области в указанное помещение и их общение с Цыганковым.— Беспрепятственный проход и общение я не обеспечивал.
— Вместе с Шевелевым с паспорта Цыганкова сформировал компьютерный файл со сканированным изображением данного паспорта, который 12.07.2016 в 15 час. 45 мин. переслал со своей электронной почты на электронную почту Верновой. — Эти и последующие действия вообще находятся за рамками состава, так как преступление «вымогательство» уже окончено после высказывания требований и угроз.
— Сообщил Верновой адрес своей электронной почты.
— Распечатал проект доверенности и передал Вернигору и Цыганкову для проверки и согласования.— Им проект я не передавал.
«Вмененные мне в вину действия не обуславливают и не облегчают совершение вымогательства, — считает Крюков. — Наличие либо отсутствие указанных действий вообще никаким образом не может повлиять на наличие либо отсутствие состава преступления, предусмотренного ст. 163 УК РФ. По смыслу уголовного закона, действия, непосредственно содействующие преступлению, должны быть согласованы с исполнителем. Непосредственными исполнителями обвинение называет Иванова, Данильченко, Троицкую и Вернигора, но фабула обвинения не содержит указания на время, место и другие конкретные обстоятельства согласования мной совершения вышеперечисленных действий с указанными лицами. Таким образом, я не мог являться соисполнителем вымогательства, и, более того, совершение действий по соисполнительству вымогательства мне не вменено. Содержание обвинительного заключения в части описания предварительного сговора противоречиво: то указывается на сговор с целью вымогательства акций и права на имущество, то только акций; то указывается на сговор с Калинкиным, Ивановым и Щукиным, то со всеми фигурантами, то на сговор без участия Вернигора, то с его участием. Обвинение не конкретизировано».
«Обеспечение беспрепятственного прохода сотрудникам администрации Кемеровской области в помещение СУСК и их общение с Цыганковым» Крюков также считает неконкретизированными. Следствие, по его мнению, не установило и не указало в обвинении, что препятствия этим проходу и общению вообще существовали и были как-то устранены.
«Вымогательство — корыстное преступление. Корыстного мотива я не имел», — утверждает Крюков и приводит в обоснование отсутствие в обвинении экспертной оценки фактической стоимости акций. Напомним, эксперты-оценщики называли в зале суда стоимость акций «Разреза Инского» — 1 рубль. По этой причине и квалифицирующий признак «в особо крупном размере» вменен необоснованно. А факт получения Цыганковым 1 млн рублей в качестве аванса в счет заемных «на комбайн» Цыганковым 20 млн рублей, по словам Крюкова, вовсе исключает безвозмездность передачи имущества, а значит и корысть, и подтверждают факт стремления Цыганкова избавиться и от ненужного актива и от задолженности.
Формулировка обвинения «номинальный владелец акций» в отношении Цыганкова не предусмотрена гражданским законодательством, из нее непонятно, обладал ли он правом собственности на акции, которые, якобы, вымогали у него подсудимые, и нарушен ли объект преступления — отношения собственности. Если Цыганков реально не имел права распоряжения или владения акциями, признанными предметом вымогательства, то его имущественным интересам не мог быть причинен какой-либо вред.
«Обвинением угроза потерпевшему насилием сформулирована так, что Иванов, Данильченко, Троицкая, и Вернигор высказали Цыганкову угрозу об избрании в отношении него судом меры пресечения в виде заключения под стражу в рамках указанного возбужденного уголовного дела, в случае его отказа от отчуждения акций АО «Разрез «Инской», — разбирает обвинение Крюков. — В соответствии с п. 6 Постановления Пленума В С РФ от 17.12.2015 № 56 «О судебной практике по делам о вымогательстве (ст. 163 УК РФ)», судам необходимо иметь в виду, что вымогательство, предусмотренное частью 1 статьи 163 УК РФ, предполагает наличие угрозы применения любого насилия, в том числе угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Мера процессуального принуждения по определению не является насилием. Перефразируя, угрожали применением насилия — судом. Нонсенс! Угроза избрания в отношении Цыганкова меры пресечения в виде заключения под стражу объективно не могла быть ни реальной, ни осуществимой. В компетенцию Иванова, Данильченко, Троицкой, Вернигора (и других подсудимых) не входило принятие соответствующего процессуального решения. Цыганков же, являясь адвокатом, очевидно не мог заблуждаться относительного того, что в отношении него указанными лицами не могла быть осуществлена такая угроза».
Задержание, считает Крюков, согласно ст. 91 УПК РФ не может расцениваться как насилие и приравниваться к нему — уголовный закон однозначно разделяет эти понятия. Задержание лица, заключение его под стражу, составление протокола либо вынесение соответствующего постановления сами по себе не могут причинить физическую боль или вред здоровью человека. Сам Крюков полномочиями по задержанию подозреваемого не обладал и его не производил.
Должностные полномочия, по словам Крюкова, он не превышал, поэтому со ст. 286 УК РФ в своем обвинении также не согласен. Крюков ссылается на пункты своей должностной инструкции и распоряжение руководителя СУ СКР по Кемеровской области «О распределении обязанностей между сотрудниками второго отдела по расследованию особо важных дел следственного управления» и отмечает, что осуществление процессуального контроля за рассмотрением сообщений о преступлении и расследованием уголовных дел, находящихся в производстве следователя отдела Шевелева было его прямой обязанностью. Обвинение же вовсе не указывает, какие именно должностные полномочия Крюков нарушил или превысил, хотя Верховный Суд РФ конкретно называет признаки этого преступления. «При отсутствии в обвинительном заключении или обвинительном акте указанных данных, восполнить которые в судебном заседании не представляется возможным, уголовное дело подлежит возвращению прокурору в порядке статьи 237 УПК РФ для устранения препятствий его рассмотрения судом», — цитирует Крюков Постановления Пленума ВС РФ от 16.10.2009 № 19.
«Следствием предъявлено, а прокуратурой поддержано в суде очевидно незаконное и необоснованное обвинение, содержащее явно надуманные обстоятельства, и очевидно парадоксальные утверждения, противоречивые выводы и не основанные ни на законе, ни на правоприменительной практике суждения, с которыми просто невозможно согласиться и признать их совершение. Я не признаю обвинение. Как можно признать вину в том, чего не только не происходило, но и ни фактически, ни логически не могло произойти?» — резюмирует обвиняемый.
«Исковые требования Цыганкова я не признаю по следующим основаниям, — отвергает Крюков и гражданский иск Цыганкова. — В исковом заявлении, которое поддержал Цыганков, указывается на то, что я присутствовал непосредственно при вымогательстве у него акций и не принял действий по пресечению этого, что повлекло для него причинение морального вреда. Описываемых потерпевшим событий не происходило. Я не присутствовал при разговоре Иванова, Данильченко и Троицкой с Цыганковым».
На вопрос защитника Волкова, знал ли он, что Цыганков — номинальный акционер, Крюков ответил отрицательно: «Я знал, что Цыганков — реальный акционер, который принимает участие в общих собраниях акционеров и управляет организацией. Так, формальным, номинальным, фиктивным держателем акций он никак не являлся, это подтверждается материалами уголовного дела. Из каких материалов дела следовало, что Цыганков — номинальный акционер, мне неизвестно и обвинением они не указаны и в обвинительном заключении доказательствами не подтверждены. Выводы обвинительного заключения очевидно противоречат законодательству, в частности ФЗ „Об акционерных обществах“. Если Цыганков номинальный акционер, то и потерпевшим должно быть признано иное лицо»
Финансовое состояние основных средств «Разреза Инского» в июле 2016 года Крюков не изучал, знал только со слов оперативных сотрудников, что предприятие фальсифицирует и завышает показатели, чтобы получить кредиты и госдотации, и что задолженность шахты значительно выше стоимости активов.
«Предлагал ли вам Калинкин принять участие в совместном с Щукиным, Ивановым и другими вымогательстве в пользу Щукина 513 акций АО „Разрез Инской“ и права на имущество этой организации?» — продолжил допрос адвокат Волков.
«Нет, не предлагал и предлагать не мог, — ответил Крюков, — между нами не было столь доверительных отношений, чтобы договариваться о совместном преступлении. Об этом свидетельствуют, в том числе, факты неоднократного привлечения меня к серьезной дисциплинарной ответственности, вплоть до объявления о неполном служебном соответствии — от чего шаг до увольнения. Считаю это домыслами следствия, не подтвержденными ни материалами дела, ни фактическими доказательствами. Это даже звучит парадоксально: руководитель следственного управления, генерал, предложил даже не начальнику следственного отдела, а заместителю и простому следователю участвовать в преступлении — логики никакой не имеется. Миллер выбрала и поручила Шевелеву доследственную проверку, а я в силу должностных обязанностей осуществлял процессуальный контроль. Ситуация сложилась таким образом, а не Калинкин все это организовал».
Щукина в июле 2016 года Крюков не знал, и не думал, что среди его знакомых может оказаться кто-то, кто знает известного новокузнецкого предпринимателя, занимающегося каменным углем. Никаких мотивов совершать что-либо в пользу Щукина у Крюкова поэтому быть не могло. О «причастности» Щукина к июльским событиям Крюков узнал во время доследственной проверки 5-го отдела, проводимой в августе 2016 года.
«Корысть предполагает извлечение прибыли, а о какой прибыли может идти речь при наличии задолженности в 9 млрд рублей, — удивляется обвиняемый. — В обвинительном заключении не приведены доказательства, подтверждающие мое желание и стремление обогатить Щукина акциями АО „Разрез Инской“, стоимость которых была нулевой или правом на основные средства предприятия, которое акции не давали и не могли дать».
Факт сговора с остальными обвиняемыми Крюков последовательно отрицает, особенно указывая, что ни с Данильченко, ни со Щукиным, ни с Вернигором знаком не был, с ними не общался и потому не мог с ними ни о чем договориться. С Ивановым, Данильченко и Троицкой с 8 по 12 июля 2016 не общался, а 12 июля «только поздоровался в кабинете у Калинкина». Ни Калинкин, ни Иванов, ни Щукин Крюкову о действиях друг друга не сообщали. В обвинительном заключении доказательств сговора Крюкова с кем-либо, по его словам, не представлено.
Крюков назвал недопустимым то, что следствие в обвинительном заключении не потрудилось разграничить его действия с действиями Артемия Шевелева, а ограничилось глаголами «согласились» и «обязались».
Калинкину каких-либо обещаний и обязательств выполнять его незаконные указания в связи с делом «Разрез Инской» Крюков не давал, более того, если бы посчитал, что законность указаний Калинкина даже просто сомнительна, то непременно бы их оспорил. Калинкин предложил Крюкову самому оценивать материалы и принимать решение о возбуждении уголовного дела в отношении Цыганкова и решение о его задержании, Крюков считал эти действия полностью законным и совершал их самостоятельно. Письменных указаний, предусмотренных УПК, ни о возбуждении дела, ни о задержании Цыганкова Калинкин Крюкову не давал.
«Касаемо задержания Цыганкова я ранее высказался, — повторился Крюков. — Процессуальное задержание в предусмотренном законом порядке, не может являться насилием по определению, поскольку это предусмотренная законом мера процессуального принуждения».
Вопрос допуска лиц из обладминистрации к общению с Цыганковым от Крюкова не зависел, о цели их прихода — разрешении кризисной ситуации на «Разрезе Инском» — мог только догадываться.
О действиях с акциями «Разреза Инского» до августа 2016 года Крюков ничего не знал, об акциях 11 июля «вообще не было речи», инкриминируемое ему содействие в оформлении передачи акций Цыганкова Крюков категорически отрицает.
«В чем состояла именно моя роль в этих событиях? — Крюков снова задает риторический вопрос государственному обвинению. — Возбуждение уголовного дела не входило в мою компетенцию, не мог я возбудить уголовное дело. Задержание — тоже нет — дело не было у меня в производстве. Осуществить конвоирование — за пределами моей компетенции. Обеспечить проход и общение — нет, документальное оформление — нет».
Рыбалкиной указаний получить и зарегистрировать заявление Кутенева Крюков не давал, да и в силу ст. 201 УК РФ представитель профкома не является представителем коммерческой организации и не наделен полномочиями по представлению ее интересов. Регистрацией заявлений занималась Миллер.
Указаний Шевелеву возбудить уголовное дело в порядке ст. 39 УПК РФ Крюков не давал, почему обвинение считает такое указание «заведомо незаконным», обвинительное заключение не объясняет, все необходимые основания, по мнению Крюкова, имелись. В протоколе задержания подозреваемого Цыганкова прямо указано основание, которое предусмотрено п. 2 ч.1 ст. 91 УПК РФ, — очевидцы указали на данное лицо, как на совершившее преступление. Требование на конвоирование Цыганкова из ИВС в служебный кабинет Шевелева готовил сам Шевелев.
Никто из руководства следственного управления 11−12 июля не говорил Крюкову, что необходимо рассмотреть вопрос об избрании в отношении Цыганкова меры пресечения в виде заключения под стражу.
«Имелись ли на 11 или 12 июля 2016 года основания для заключения Цыганкова под стражу?» — спросил адвокат Волков.
«Отсутствие оснований было установлено 12 июля 2016 года, поэтому он и был освобожден следователем из ИВС», — ответил Крюков.
Директор ООО «УК Кузнецкий уголь» Сергей Исайкин, на дарение которому акций Цыганков оформил доверенность, Крюкову был не знаком. С Шевелевым Крюков эту доверенность никогда не обсуждал, поскольку Шевелеву, вероятно, самому было ничего не известно о ней.
Сканированная копия паспорта Цыганкова, как и прочие копии основных процессуальных документов по уголовному делу № 16000245, лежала в рабочей папке Крюкова, поскольку он осуществлял за делом процессуальный контроль и вел переписку с другими ведомствами. Дело имело большой общественный резонанс и было поставлено на контроль главным управлением процессуального контроля СК РФ, дважды в день приходилось направлять отчеты о ходе и результатах расследования. Сделанные Крюковым копии, согласно регламенту, отправлялись в виде приложений. В номенклатурном деле вся переписка по «Разрезу Инскому» и Цыганкову со всеми ведомствами сохранена.
Говорить о том, что Калинкин дал Крюкову указание отпустить Цыганкова, не совсем верно. Калинкин спросил, есть ли основания заключить его под стражу, а если оснований нет, то нужно отпускать.
Личной заинтересованности в деле «Разреза Инского», по утверждению Крюкова, у него «не имелось и не могло иметься», он действовал в пределах своей компетенции, в соответствии с законодательством и ведомственными нормативными актами.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML