В середине ноября 2016 года по обвинению в вымогательстве у Антона Цыганкова 51% акций (513 штук) АО «Разрез Инской» стоимостью, по версии потерпевшего, более миллиарда рублей, были задержаны восемь человек: заместители губернатора Кузбасса Амана Тулеева Алексей Иванов и Александр Данильченко, начальник департамента административных органов региона Елена Троицкая, миллиардер из списка Forbes Александр Щукин и его доверенное лицо Геннадий Вернигор, руководитель СК РФ по Кемеровской области Сергей Калинкин, замглавы второго отдела по расследованию особо важных дел СК РФ по Кемеровской области Сергей Крюков и старший следователь Артемий Шевелёв. Процесс под председательством судьи Александра Вялова начался 31 октября 2018 года в Центральном районном суде Кемерова. Обвинение предъявлено по ч. 3 ст. 163 УК РФ за вымогательство организованной группой в особо крупном размере. За три года судебного разбирательства были допрошены более сотни свидетелей, все обвиняемые, оглашены «прослушки» телефонных разговоров фигурантов дела.
Тайга.инфо публикует последнее слово Сергея Крюкова
Ваша честь! Уважаемые участники процесса!
Что я, прежде всего, сегодня хочу сказать?
Прошло более пяти лет моей жизни под уголовным преследованием.
Потрачено ли всё это время впустую? В чем-то да. Но, по большому счету, всё-таки — нет! Со мной остались только мои настоящие друзья. Я также познакомился, уже после избрания в отношении меня меры пресечения в виде домашнего ареста с другими людьми: с замечательным и веселым человеком — Щукиным Александром Филипповичем. Светлая ему память! Познакомился также Александром Владимировичем Данильченко, с Геннадием Ивановичем Вернигором. Отмечу, что, к сожалению, это произошло только после возбуждения в отношении меня уголовного дела, после моего задержания, после избрания в отношении меня меры пресечения, только лишь при продлении срока домашнего ареста в 2017 году.
Как вы считаете, а я и все вышеперечисленные, действительно ещё в июле 2016 года сговорились совершить вымогательство?
Все мы уже знаем о проблемах АО «Разрез «Инской», с которыми он столкнулся в 2016 году.
Весь вопрос данного дела заключается лишь в том, — кто именно воспользовался возникшей ситуацией, чтобы, по мнению стороны обвинения, завладеть оным? Кому выгодно?
Щукину, по большому счёту, было всё равно, лишь бы с губернатором отношения наладить. Он и денег дал в фонд «Милосердие» на выплату помощи работникам шахты. Он и согласился по предложению губернатора принять участие в управлении организацией, чтобы наладить его работу.
Для Калинкина — главное было — снять вопрос проблем АО «Разрез Инской» с повестки дня. Чтобы Председатель С К РФ не обратил внимание на следственное управление. И не прислал очередную внеплановую проверку всего и вся с последующими оргвыводами.
Иванов, Данильченко и Троицкая. Абсолютно та же ситуация. И ещё немного для простых людей постарались (чтобы деньги получили для своих семей), и ещё для самого «Разреза Инского» (чтобы не остановили работу по неоплате услуг ВГСЧ, чтобы отложили рассмотрение иска по использованию чужого добычного комбайна, — чтобы не обанкротили). Очевидно, что и в этом случае вопрос стоял прежде всего о людях — о работниках предприятия.
И помощь работникам обеспечили, и экспертов привлекли для организации производства, и решили с ВГСЧ вопросы обслуживания шахты, и договорились с Арбитражным судом, чтобы отложить банкротство.
Остались только Крюков, то есть я сам, и Шевелев. Ну, уж мы то, конечно, были самые что ни на есть заинтересованные в получении Щукиным незаконной выгоды.
Ни единого доказательства тому гособвинение не представило суду.
Да, я давал советы следователю Шевелеву по возбуждению уголовного дела, что невыплата заработной платы работникам шахты (а также уклонение от уплаты сборов в пенсионный фонд) может являться следствием злоупотребления полномочиями руководством предприятия, что мажоритарный акционер, по факту, руководитель, т.к. единолично может назначать членов совета директоров, а те — директора.
Да, я высказывал свое мнение по поводу достаточности оснований для задержания Цыганкова, т.к. он мог оказать давление на свидетелей по уголовному делу, согласовать позицию с председателем совета директоров Гайдиным, который скрылся от следствия, уничтожить имеющие значение для дела документы.
Только два — НО!
Во-первых, я делал выводы на основе сообщенных мне следователем сведениях.
Во-вторых, это были только лишь советы и рекомендации.
Дело в том, что я не давал следователю Шевелеву указания. Речь именно об указаниях в соответствии со ст. 39 УПК РФ.
Мое обвинение в соучастии в вымогательстве и злоупотреблении полномочиями очевидно притянуто «за уши» к моим фактическим действиям, ни одно из которых по отдельности, ни в совокупности не являются ни противоправными, ни преступными.
Картинка по делу такова:
Совет директоров назначил директора шахты — тот трудится, со своими подчиненными вляпался в неприятность — геологическое нарушение.
Приходит директор к председателю совета директоров (Гайдину) и говорит: нужно время и деньги. Или переделывать всё и добычной комплекс вытаскивать на поверхность.
Председатель, назначенный мажоритарным акционером, идет к нему и говорит: вытаскивать комбайн нельзя — он чужой, его судебные приставы арестуют и увезут. Целый арбитражный процесс по этому поводу.
Ясно, что мажоритарный акционер (Цыганков), взвесив все за и против, даёт «добро» на скобление скальной породы угольным комбайном, не предназначенным для такого дела. Всё же просто — а вдруг получится. Гайдин-то врать не будет…
И тут незадача — реальный бенефициар этого бизнеса, не даёт денег. Надоело ему многолетнее отсутствие какой-либо прибыли. Она только Гайдину и мерещилась.
Следом тут же возникает ситуация: зарплата работникам шахты либо не выплачивается, либо выплачивается частично, происходит нечастный случай с рабочим шахты. Следствие — забастовка. Оно и понятно, шахтёры прямо говорят, что умирать за бесплатно они не готовы.
Налицо безнадёга. Угля нет. Денег нет. Займы и кредиты не дают.
Но у Гайдина всё хорошо — он договаривается с рабочими о выплате зарплаты за счет денег от продажи угля. Которого нет и быть не может!
Всё хорошо и у мажоритарного акционера Цыганкова. Ведь он позвонил Гайдину, и тот его заверил, что всё будет хорошо.
Это что такое? Это называется ответственное управление организацией со штатом сотрудников в 1000 человек? Это есть проявление ответственности перед нанятыми работниками? Это забота о будущем их семей?
Всё, что перед нами происходило, — это то, что председатель совета директоров шахты Гайдин сказал о том, что предприятие ждет замечательное будущее. А Цыганков, назначивший Гайдина на должность, сообщил, что вообще ничего ни в чем не понимает, не разбирается, и что полностью доверяет Гайдину.
Да им на всех наплевать! И, прежде всего, на своих людей, на рабочих шахты! Цыганкову, делающему вид, что не имеет отношения к управлению предприятием. Гайдину, пожертвовавшему, как минимум, одной человеческой жизнью ради своей прибыли.
Как ни странно, именно бенефициар Гавриил Юшваев, лицо спорное по определению, повел себя как человек, отвечающий за свои поступки и решения — он принял меры к налаживанию работы предприятия. Он, а не Цыганков и Гайдин реально позаботился о людях. Они даже не подумали об этом. Цыганков и Гайдин не сделали ничего.
А по факту что имеется?
Подсудимые, которые в течение более чем пятилетнего срока попросту выпали из жизни. Существовали. Испытывали на себе ограничения, связанные с мерой пресечения.
Справедливо ли это?
Возможно ли поставить на, так сказать, «весы» ночёвку Цыганкова в ИВС и многодневное задержание подсудимых? Возможно сопоставить моральные «страдания» потерпевшего в течение 12 часов и более чем 5-летнее ограничение свободы подсудимых?
Перед вами результат справедливости на настоящий момент времени:
— АО «Разрез «Инской», которое прекратило свое существование вследствие банкротства. Рабочие (чуть менее тысячи) отправлены на свежий воздух.
— Более двух сотен миллионов не взысканных в бюджет долгов по налогам и сборам.
— Утрата рабочими шахты пенсионного стажа вследствие неуплаты предприятием пенсионных взносов.
— Невыполнение организацией социальных обязанностей по переселению жителей с подработанных территорий.
— Отсутствие рекультивации производственных территорий для восстановления окружающей среды.
В противовес, так называемый «потерпевший», живет за границей, ни в чем себе не отказывая. В кавычках «объективный» свидетель Гайдин снова при деле.
И с другой стороны подсудимые, которые даже не имеют возможности расплатиться со своими кредитами и ипотеками, так как ограничены судом мерой пресечения.
Может быть, все-таки следует сопоставить интересы общества и интересы личности? Какой вред общественным интересам причинен подсудимыми, а какой вред причинен потерпевшим и его окружением, который подсудимые стремились предотвратить?
Данные обстоятельства прямо указывают на отсутствие признака общественной опасности в деяниях подсудимых.
Потерпевший Цыганков обосновал причиненный ему вред тем, что он был вынужден провести одну ночь в ИВС г. Кемерово, там он даже отказался от еды.
А вам не кажется, что последствия деяний Цыганкова и других руководителей АО «Разрез «Инской» несопоставимы с примененной в отношении него мерой процессуального принуждения?
Поставьте на «весы» одну ночь взрослого мужчины в ИВС, который сам даже отказался от ужина, и, хотя бы, одну ночь семьи горняка, его детей, не дай Бог, вынужденного оставшихся без еды, потому, что зарплату не заплатили.
Так сопоставьте же размер причиненного и предотвращенного вреда!
Все участники процесса видели, как работники шахты лично благодарили подсудимых, оглашалось и благодарственное письмо Совета народных депутатов Кемеровской области.
Ну вот как возможно игнорировать такие фактические обстоятельства? Утверждать о причиненном вреде законным интересам общества и государства? Прокуратура вопиющим образом игнорирует мнение и общества, и государства. Во главу угла поставлен Цыганков. Если присмотреться — то интересы Гавриила Юшваева.
Это и есть Лицемерие (причем с большой буквы).
Выскажусь я и о показаниях потерпевшего, положенных в основу пока еще обвинения. По факту это единственное прямое доказательство стороны обвинения.
Я не буду говорить о всех многочисленных противоречиях в показаниях Цыганкова. И почему-то, со временем, его показания меняются в сторону ужесточения вины подсудимых (сначала только Иванов требовал акции и угрожал, затем еще и Данильченко с Троицкой).
Я хочу вновь обратить внимание суда только лишь на обстоятельство того, как Цыганков вел себя в ходе допросов относительно выяснения у него условий передачи им акций.
Цыганков в ходе допроса крутился как «Уж», отвечая на вопросы о возмездности передачи им акций, и только лишь на вопрос суда (за что Вам, Ваша честь, спасибо), ответил прямо, что условием безвозмездной передачи акций было погашение за него обязательств в размере 25 млн рублей (согласно протоколу с.з.).
Это по факту означает, что за сделку поручения дарения акций Цыганков должен был получить 20 млн рублей, и получил часть этой суммы в размере 1 млн рублей.
И о какой безвозмездности можно вести речь?
Возможно, на Цыганкова было оказано давление. Но за свои акции он потребовал денежную компенсацию. Эти условия были согласованны с другой стороной. И часть суммы Цыганков получил в размере 1 млн рублей.
Я понимаю, что попал в ситуацию, в которой не принимал никаких самостоятельных решений. Не знал обо всех обстоятельствах происходивших событий. Но, в том ли моя вина, что Щукин высказывал намерения приобрести акции АО «Разрез «Инской», принадлежащие Цыганкову, в том ли моя вина, что Цыганков договорился с представителями Администрации Кемеровской области об отчуждении акций, в том ли вина, что Вернигор предложил Цыганкову оформить передачу права на акции путем заключения сделки дарения?
Я не принимал решения ни о поручении расследования уголовного дела следователю Шевелеву по факту невыплаты заработной платы работникам АО «Разрез «Инской», ни о проведении обысков, ни о проведении проверки в порядке ст.144−145 УПК РФ, ни о поручении ее проведения следователю Шевелеву, ни о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ч.2 ст. 201 УК РФ, ни о допросе Цыганкова, ни о задержании Цыганкова, ни о его доставлении из ИВС УВД по г. Кемерово в управление следственного комитета области, ни о допуске сотрудников администрации к общению с Цыганковым, ни о разрешении общения Цыганковым с Вернигором и нотариусом, ни о проведении с Цыганковым следственных действий, ни об освобождении Цыганкова.
Также я не обеспечивал доставление Цыганкова в следственное управление, никого об этом не просил и ни с кем об этом не договаривался, не обеспечивал встречу представителей администрации с Цыганковым, не встречал их и не проводил в кабинет руководителя Калинкина.
Никакого психического, тем более физического, воздействия на Цыганкова я не оказывал.
По версии обвинения — указания давал, и то не свои собственные, а передавал следователю указания руководителя следственного управления. Да и то после того, как руководитель дал эти указания непосредственно следователю. И это позиция обвинения. Это абсурд!
Сторона обвинения считает, что уголовное дело № 16000245 по признакам преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 201 УК РФ, было возбуждено незаконно.
Еще раз обратимся к содержанию постановления о возбуждении уголовного дела.
Следователем Шевелевым указано: неустановленные лица, в период времени с 16.11.2015 по 15.05.2016, являясь руководителями, акционерами АО «Разрез «Инской», расположенного по адресу: Кемеровская, Беловский район, с. Старопестерево, то есть лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческой организации, и в силу этого обладая полномочиями по руководству данной организацией, распределению прибыли, распоряжаясь денежными средствами, поступавшими на расчетные счета общества, умышленно, с целью получения выгод и преимуществ для себя и иных лиц, организовали и обеспечили такой порядок взаиморасчетов контрагентов с АО «Разрез «Инской», при котором стала невозможной уплата эти обществом (АО «Разрез «Инской») платежей в бюджетные и внебюджетные фонды Российской Федерации, в том числе налогов, являющихся обязательными для данной организации, в связи с выставленными обществу инкассовыми поручениями, что повлекло причинение тяжких последствий работникам указанного общества, иным кредиторам, а также интересам общества и государства.
Что не так? Что неправильно указал следователь?
Указанный порядок расчетов существовал в тот период времени? Существовал.
Установили его руководители АО? Кто же еще?
Акционеры воспрепятствовали этому порядку? Напротив, обеспечили его существование. При этом мажоритарный акционер утвердил бухгалтерскую отчетность.
Последствия наступили? Тоже да. За работников не вносились взносы в Пенсионный фонд, тем самым не увеличивался их пенсионный стаж, в будущем они бы стали получать меньшую пенсию. По бюджету и так все понятно, так как налоги не заплатили. И так далее.
Разве указанное не соответствует действительности?
Данные сведения на момент возбуждения уголовного дела были установлены на основании выделенных из уголовного дела по невыплате зарплаты материалов: это оборотно-сальдовые ведомости, содержащие сведения о задолженности общества, это письма директоров шахты о перечислении денежных средств непосредственно контрагентам минуя расчетные счета АО, это справки из ФНС и ПФР о задолженности организации по уплате налогов и сборов.
Именно задолженность в ПФР — основная причина возбуждения уголовного дела по ст. 201 УК РФ.
Почему на это внимание не обращает гособвинение?
Сторона обвинения считает, что Цыганков был задержан в отсутствие оснований, предусмотренных ст. 91 УПК РФ.
Вопреки этому утверждению, подозреваемый Цыганков А. М. задержан следователем Шевелевым А. Ю. на основании п. 2 ч. 1 ст. 91 УПК РФ (очевидцы указали на данное лицо как на совершившее преступление). В протоколе задержания подозреваемого от 11.07.2016 прямо указано именно это основание.
В своих показаниях Шевелев сообщил суду о конкретных материалах уголовного дела № 16000245, подтверждающих наличие данного основания.
Это, в том числе, выделенные из уголовного дела по факту невыплаты заработной платы, показания свидетеля Пожидаева (бывшего директора АО «Разрез «Инской»), свидетеля Семененко (главного бухгалтера), Роут (юриста) и других лиц.
Гособвинитель в судебном заседании заявил, что эти лица не уличали Цыганкова в преступлении. Но УПК РФ такого и не требует. Уличать должны другие (следователи, дознаватели), а не очевидцы. Кроме того, объективно лицо, являющееся очевидцем преступления, может не осознавать преступный характер действий другого лица, не понимать, что им совершено преступление. Достаточно того, что очевидцы события указали на лицо, которое совершило действия, расцениваемые именно правоохранительными органами как преступление.
Еще раз хочу возразить обвинению, что касается отягчающего обстоятельства при превышении должностных полномочий, а именно совершения преступления группой лиц по предварительному сговору.
Из смысла ст. 33 УПК РФ следует, что данный признак образуется тогда, когда все соучастники выполняют объективную сторону преступления.
Применительно к данному случаю — действия, входящие в объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 286 УК РФ.
Получается, что и я, и Шевелев, и Калинкин должны были, каждый причем, возбудить уголовное дело по ст. 201 УК РФ. Каждый должен был задержать Цыганкова.
Понимаете всю абсурдность обвинения?
Отдельно сегодня скажу про генерал-майора полиции Иванова Алексея Владимировича. Извините, конечно, Алексей Владимирович, но Ваше участие в произошедших событиях заслуживают особого внимания.
Итак, защитник Алексея Владимировича весьма красноречиво его охарактеризовала. В том числе, высказалась и о его манере общения (шутки, сленг и так далее). Так понимаю, что лингвисты голову сломали, разбирая значение высказанных им фраз.
Но, на мой взгляд, за всем этим осталось без должного внимания самое главное — это то, что Иванов реально, фактически не высказывал угрозу Цыганкову (именно заключением его под стражу в случае отказа от передачи акций АО «Разрез «Инской» в пользу Щукина). Сейчас я не оспариваю выводы экспертов-лингвистов. Я еще раз прошу объективно посмотреть на обстоятельства дела, на то, что есть, что имело место быть реально.
Косвенные доказательства — это телефонные переговоры Иванова с иными лицами о том, что он бегает с паяльником и отбирает шахту, очевидно, не указывают на подлинные обстоятельства беседы Иванова (также Данильченко и Троицкой) с Цыганковым.
Прямые доказательства — это только лишь показания свидетелей Павлова, Пучкова и Ветчанова. Всё! Меня там не было (это уже все сказали — и свидетели и подсудимые).
Об этих прямых доказательствах говорили все, кроме прокурора — свидетели однозначно не подтверждают слова потерпевшего Цыганкова (ни о требовании передачи акций, ни об угрозе. Говорят только об их продаже).
Сегодня, конечно, не прения, но я прошу все-таки обратить внимание на показания потерпевшего и сравнить с ними формулировку обвинения, а именно, обратить внимание на то, как слова Цыганкова различаются с фабулой предъявленного обвинения.
Хочу особо отметить, что никто, совершенно никто, не говорил Цыганкову о том, что имеется возможность повлиять на судью, который, в случае отказа Цыганкова, непременно заключит последнего под стражу.
Обратите же вы внимание на то, что признанный потерпевшим Цыганков утверждал всегда однозначно, что в начале разговора (именно сначала) Иванов сообщил ему о том, что на следующий день в отношении него будет избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. И уже только лишь после этого, после обсуждения, Иванов сказал Цыганкову, что возможность освободиться — это значит избавиться от акций АО «Разрез «Инской».Это показания самого потерпевшего.
То есть — сначала факт (завтра стража) потом вариант — продажа акций.
Обвинение утверждает совершенно обратное — с начала было требование, потом угроза: Иванов предъявил требование передачи 51% акций АО «Разрез «Инской», и после этого сообщил, что, в случае отказа в отношении Цыганкова будет избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.
Посмотрите внимательно показания Цыганкова — Иванов не требует отдать акции шахты за освобождение Цыганкова. Иванов сообщает Цыганкову о том, что завтра того заключат под стражу и сообщает о возможности ему избежать предстоящего заключения под стражу.
В сухом остатке:
Первое. Иванов сначала высказал Цыганкову не соответствующие реальной действительности сведения о предстоящем его (Цыганкова) заключении под стражу.
Второе. Иванов не имел возможности сам принять решение о заключении Цыганкова под стражу.
Третье. Иванов не мог повлиять на судей с целью заключения Цыганкова под стражу.
При этом ни сам Иванов, ни все назначенные прокуратурой соучастниками ему в помощь, ну никак не могли 12.07.2016 избрать в отношении Цыганкова меру пресечения в виде заключения под стражей. Не могли повлиять на судей.
Я обращаюсь ко всем присутствующим: «Это что»? Угроза? А все-таки, может быть, всё-таки, не побоюсь такого слова, — Обман? Введение в заблуждение?
Очевидно — что фраза Иванова, о которой мы знаем только со слов Цыганкова, — это что ни на есть ложь!!! Никто из судей на тот момент времени не собирался заключать Цыганкова под стражу на следующий день.
Однозначно, что высказывания якобы угрозы от подсудимых (о которых мы знаем только лишь со слов потерпевшего) являются ничем иным, кроме как введением в заблуждение Цыганкова. По-простому, это выглядит так: тебя уже задержали, а завтра суд заключит под стражу. Надо избавляться от акций — это выход.
Простите меня, пожалуйста, Алексей Владимирович, но, как следует из показаний потерпевшего, вы его ввели в заблуждение, что его завтра «закроют», суд его завтра заключит под стражу, и чтобы этого избежать нужно срочно избавиться от принадлежащих ему акций шахты.
Итог такой, сторона обвинения совершенно необоснованно расценила высказывание Иванова — Цыганкову (в кабинете следователя) не как введение в заблуждение, а как угрозу применения насилия. Это если верить потерпевшему.
Сторона обвинения пошла по пути большего сопротивления, по пути вменения в вину совершение более тяжкого преступления (вымогательства).
Я ни в коем случае не подсказываю, как нужно было делать, но то, что сделано следствием по настоящему делу, какая оценка дана совершенным действиям подсудимых, не выдерживает никакой критики.
И Конституционный Суд РФ, и Верховный Суд РФ неоднократно высказывались за единообразное применение закона. Разумеется, в том числе, уголовного. Не может в Российской Федерации существовать отдельно, например, Вологодская правоприменительная практика, Московская, Новосибирская.
Но, почему-то, по данному делу всё идёт к созданию нового и очень опасного прецедента. И вот в чём состоит его суть.
По возбужденному уголовному делу по факту совершения тяжкого преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 201 УК РФ, подозреваемого Цыганкова задержали в порядке ст.91−92 УПК РФ. Через одни сутки Цыганков был освобожден.
Согласно позиции СК РФ и Генпрокуратуры РФ — это является преступлением, предусмотренным п. «а» ч.3 ст. 286 УК РФ, — совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, совершенное с применением насилия (наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет).
При этом, что следует отметить особо, обстоятельство процессуального задержания лица по подозрению в совершении преступления расценено как применение насилия.
Вопрос наличия состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 301 УК РФ (Заведомо незаконное задержание), даже не рассматривался.
Очевидно, что при таком подходе любой следователь либо дознаватель, без достаточных оснований, незаконно задержавший лицо по подозрению в совершении преступления, по логике С К России и Генпрокуратуры РФ, подлежит привлечению к ответственности именно за совершение тяжкого преступления по п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ (тяжкое преступление), а не по прямо предусмотренной законом ч.1 ст. 301 УК РФ (преступление небольшой тяжести).
Теперь любой следователь либо дознаватель при задержании подозреваемого в совершении преступления рискует не двумя годами своей жизни, а десятью.
Соответственно, судья, принявший ошибочное решение о заключении обвиняемого под стражу, по странной вышеуказанной логике Следственного комитета и Генпрокуратуры РФ, также должен понести ответственность за совершение тяжкого преступления по ч. 3 ст. 286 УК РФ.
Более того, поскольку как «применение насилия» расценено применение меры процессуального принуждения, предусмотренной УПК РФ по причине лишения свободы задержанного, таким образом, это обстоятельство безусловно повлечет распространение прецедента и на случаи административного задержания либо административного ареста. Логика будет очевидно проста: раз имеет место незаконное лишение свободы со стороны должностного лица, то его нужно привлекать за превышение полномочий по п. «а» ч.3 ст. 286 УК РФ.
Данная порочная правоприменительная практика может повлечь факты незаконного привлечения следователей к уголовной ответственности. Ответом будет всяческое избегание применения норм ст. 91−92 УПК РФ — задержания подозреваемого. Со стороны суда — необоснованный отказ в удовлетворении ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу.
Что из этого следует?
Реальные преступники получат шанс остаться на свободе.
Статья 301 УК РФ станет «мертвой», недействующей статьей закона.
К уголовной ответственности будут привлекаться должностные лица органов следствия даже в случае принятия ошибочного решения о задержании подозреваемого.
И в конце хочу сказать следующее.
Когда меня принимали на работу в органы прокуратуры (а это было 20 лет назад), на собеседовании заместитель прокурора области задал мне только лишь один вопрос: «Как ты думаешь, существует ли справедливость»? Я ответил ему, что конечно же существует. Он возразил мне, сказав, что справедливости нет, но ты нам подходишь и ты будешь работать следователем.
Прошло значительное время с того самого события. Но мое отношение к справедливости не изменилось. Не изменилось оно, к сожалению, и у должностных лиц прокуратуры.
Я достаточно долгое время, являясь заместителем прокурора района, поддерживал государственное обвинение в суде. Да, я видел разные решения судей, но мог на это хоть как-то на это повлиять. Сегодня, конечно же, случай иной. Уголовно-процессуальный закон предоставляет мне только право жаловаться, и ещё немножко ходатайствовать о чем-то по сути незначащем. И сегодня я жаловаться, разумеется, не буду. И о жалости к себе не прошу.
Я сегодня прошу суд о справедливости. О принятии справедливого и правосудного решения по настоящему уголовному делу.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML