Новосибирский бизнесмен, политик и публицист Дмитрий Холявченко в новом цикле статей рассказывает о границах «Русского мира», русскоязычном населении бывших республик СССР и регионов Северного Кавказа, о «Крымской весне» и Донбассе с исторической, культурологической и экономической точек зрения.Читайте также другие материалы с участием автора:
«Антимосковские настроения очевидны». В чем связь «Свободной Руси» в Литве, Украины и сибирской идентичности
«Времена Батыя, пожалуй, уступят»: хроники антироссийского бунта 1916 года
Человечество исконно существует в мифологическом пространстве. И варианты выхода из мира мифов в мир реальности — это одна из главных задач и наиболее интересная территория для дискуссии. Мифология, определяющая межнациональные отношения, архетипы, характерные для профанного в онтологическом смысле восприятия одним народом другого — одни из наиболее ярких и спорных явлений вообще в истории самопознания человечества.
Это третья часть цикла о «Русском мире». Первая часть была посвящена постановке проблемы. Во второй части описывается история и современность русской ирреденты. Но вызовы, генерируемые русской ирредентой, во многих вариантах альтернативного будущего по своим последствиям настолько масштабны, что рассуждать на темы с ними связанные берется не каждый специалист по постсоветскому пространству.
Происходит же это как раз по причине того, что старые мифы не только живы как никогда, но и продолжают развиваться и генерировать из себя новые. Давайте посмотрим на основные узлы противоречий, историю формирования мифов и географию их распространения.
История последних пяти лет показала, что Крым — наш главный узел противоречий. Историю путинской России можно смело разделить на несколько периодов, последним из которых будет посткрымский. Присоединение Крыма — это не только рубеж для внутренней и внешней политики Российской Федерации, но и перелом в экономических, социальных, коррупционных и идеологических процессах. При этом все последствия этого перелома мы еще не увидели, не осознали и не почувствовали на своем кошельке и своей свободе.
При этом тот абстрактный Крым, который был камнем преткновения на протяжении столетий российской истории, не всегда имел отношение к Крыму реальному. И даже тот реальный полуостров, который видели миллионы наших современников — это лишь туристическое лицо этого пространства, наслоившееся на иные лица и шаблоны псевдоисторической памяти и идеологии.
Складывая в очередной раз эту мозаику, мы можем получить любую устраивающую наш разум картину. И у каждого автора она будет поверхностная и своя. Вот, для примера, один из этих вариантов:
Из Крыма Владимир Святой принес в X веке христианство. В Крым в XIV—XVII вв.еках угоняли невероятное количество русских людей. В Крыму в XVII—XVIII вв.еке рождались слава русского оружия и русского флота. В Крыму в середине XIX века Россия впервые напрямую столкнулась в своем противостоянии с Западом, и русские моряки покрыли себя неизбывной славой. Крым стал первым в поздней Российской империи приличным южным курортом и центром нормального виноделия. В Крыму в Гражданскую родился и некоторое время прожил самый яркий проект альтернативной России, который уничтожили люди, перешедшие вброд Сиваш. Севастополь и Керчь во Вторую Мировую показали, как можно генерировать массовый героизм в экстраординарных условиях. В Крыму Сталин ярче всего показал, как можно насильственно заменить заметную часть населения целого региона и повязать значительную часть других людей этим преступлением. Крым (наряду с Черноморским побережьем Кавказа и Минводами) стал одним из главных центров совкового рая, где тепло, солнце и удивительная природа компенсируют издержки наград по распределению и жалкий курортный сервис государства всеобщего планирования. Именно Крым стал символом волюнтаристских границ союзных республик и диких моделей управления советским государством.
И, наконец, Крым стал той бомбой, которая подорвала отношения между двумя крупнейшими в мире славянскими государствами и нормальное будущее России. С точки зрения здравого смысла, экономики и даже, прости господи, геополитики по сравнению с Сибирью и Дальним Востоком Крым и гроша ломанного не стоит. И уж точно полуостров, где живет меньше людей, чем в Новосибирской области, и близко не стоит такого внимания, которое ему уделялось и в девяностые, и в нулевые, и в последнее десятилетие. Но исторически сложившаяся и масштабная накачка информационного пространства старыми идеологемами более, чем что-либо на постсоветском пространстве наполняло ситуацию некими «смыслами», которые, конечно же, не имели никакого отношения к реальности.
Подобные искажения информационного и идеологического пространства — частые примеры для повседневной жизни на осколках распадающихся империй. Однако, как показал опыт 2014 года, их не просто нельзя игнорировать — от них надо ждать одного из тех взрывов, которые способны потрясти и иллюзорное пространство существования народа, и реальность повседневной жизни. Даже если с точки зрения здравого смысла сама суть проблемы не может быть основанием для переломов подобного масштаба.
И чтобы не заканчивать обзор темы на абстрактных размышлениях, необходимо обязательно проговорить, что именно было сломано «Крымской весной»:
Во-первых, Россия исключена из всех значимых трендов мировых экономических процессов, попала под санкции, лишающие нас будущего, лишилась иностранных инвестиций и доли в рынках, включая даже рынки энергоресурсов. Уровень жизни упал и будет падать дальше. Доля людей, экономически зависящих от государства, выросла и будет расти дальше.
Во-вторых, Россия исключена из всех важных геополитических процессов. Ее роль как арбитра на постсоветском пространстве упала до ничтожных размеров. Россия, ее экономика и ее путь перестали быть привлекательными и даже интересными для сколь-нибудь значимых групп населения в нормальных странах.
В-третьих, произошла разбалансировка внутриполитических процессов, завершено разрушение институтов, организован раскол общества по незначительной проблеме. Российское государство стало государством, которое пытается контролировать все сферы жизни общества, но при этом перестало быть государством, которое заботится о свободах и правах всех граждан — вне зависимости от их взглядов.
В-четвертых, окончательно и бесповоротно до смены действующей власти нарушен баланс приоритетов. В декларируемом формате экономические и социальные проблемы целиком поглощены политическими и идеологическими. А в формате реализации единственным приоритетом осталась коррупция, которая хоть и не является, вопреки мнению большинства, важнейшей проблемой страны, однако становится важнейшим фактором деградации институтов.
Подобный комплекс последствий будет преодолеваться в течение десятилетий, хотя некоторые вещи, связанные с ущербом репутации страны и ее экономике уже не могут быть компенсированы в принципе. И при всей масштабности этих негативных последствий они являются платой за получение Крыма, которое не только не приносит никаких благ, а само по себе — проблема. Нищие дотационные регионы в тупике мира с провальной инфраструктурой и без шансов на нормальное экономическое развитие — вот то, что Россия получила вместе с Крымом, то, на что уже много лет скидывается деньгами российское общество и нормальные регионы. Ради этого российское государство отказалось от того, чтобы оставаться частью цивилизованного мира.
Выиграли же от этого только крымские пенсионеры и бюджетники, вся машина российской коррупции и русские имперские националисты, которые вдруг в одночасье из маргиналов и одержимцев стали теми, кто разделяет безумие российского государства.
Донбасс — это другая боль современной геополитической мифологии. Что удивительно, несмотря на настоящую войну, которая там шла последние годы, и на то, что территория Донбасса больше, более населена и обладала не в пример большим экономическим значением, нежели Крым, — Донбасс занимает в разы меньшое место в массовой информационной повестке современных россиян.
Одной из ключевых причин этого парадокса является то, что Донбасс никогда не был символом чего-либо. В отличие от Крыма. Вторая и не менее важная причина: Донбасс — это все-таки неудача России. И поэтому его предпочли забыть.
Если же смотреть по сути, то это действительно очень сложная и очень важная для Украины территория. Одно из крупнейших урбанизированных пространств Европы. Один из крупнейших в мире и исторически значимых угольных бассейнов с мощной металлургией. Причем возник этот бассейн только потому, что Российская империя всеми силами привлекала иностранные инвестиции. Ситуация в понимании проблемы Донбасса (не только в России, а вообще в мире) осложняется как раз тем, что люди до конца не понимают что это такое, какая в регионе структура расселения и что представляют собой его жители.
Что-то объяснить, на мой взгляд, можно только на аналогиях. Для Германии проще сказать: представьте, что восстал Рур — только бедный. Для Польши — представьте, что независимость провозгласила Верхняя Силезия. Для Сибири — представьте, что война началась в Кемеровской области — только людей там живет в три раза больше. С точки зрения массовой психологии и модели принятия решений мифологическая картина мира у жителей Донецкой и Луганской областей представляет что-то среднее между соответствующими моделями коммуникаций у жителей Кузбасса и Кубани.
Но это если говорить о типологии мышления. А если посмотреть по сути, то «русская весна» на востоке Украины привела к тому, что:
Во-первых, Россия потеряла значительную часть своей репутации в русской ирреденте, как потому, что военные действия в Донбассе во многом представляли собой вторжение, так и потому, что поддержка сепаратистов со стороны России по сути прекратилась.
Во-вторых, мир получил огромное количество русских и русскоязычных беженцев и упавший уровень жизни у миллионов людей.
В-третьих, русскоязычное пространство и русская культура на Украине уменьшили свою долю и потеряли значительную часть своего влияния.
В-четвертых, экспансия всего русского теперь выглядит исключительно как экономическая и институциональная деградация, насилие ради насилия и реставрация максимально примитивного «совка».
В итоге, ситуация с Донбассом научила нас совершенно новому и поражающему своей новизной подходу. Для понимания смысла необходимо каждый раз при каждом новом событии задавать себе вопрос: «А это ради чего?». Если это делать жестко и непредвзято, то становится понятно, что с 2014 года ничего там не было сделано ради нормальной жизни людей. Зато очень много для реализации безумных абстракций, личных амбиций циничных мечтателей и коррупции.
Проблема Северного Казахстана имеет более давние мифологические корни. Северный Казахстан (как, впрочем, и степной юг Западной Сибири) — это территория, исторически являющаяся неотъемлемой частью Дешт-и-кыпчак — Великой степи, где уже более тысячи лет кочуют тюркские народы кыпчакской ветви, к которым в языковом плане относятся казахи, татары, башкиры, ногайцы, северные крымские татары и многие другие народы и этнические группы. При этом Северный Казахстан очень сильно отличается от Южного Казахстана, который представляет собой уже переходную зону от степного кочевого мира к оседлым цивилизациям Средней Азии.
В период позднего Средневековья Северный Казахстан контролировался осколками улусов Джучи и Чагатая — Сибирским ханством, Казахским ханством и Ногайской ордой, границы между которыми менялись. С конца XVI века начинается экспансия русских и казаков на территорию азиатской части Великой степи с запада (яицкие казаки) и с севера (конкиста Ермака), вскоре подхваченная государством.
Исконное непонимание кочевниками ценности недвижимости и земледельческого освоения территории, а оседлым населением прав на землю теми, кто ее не обрабатывает и не живет на ней — лежат и в корне последующих мифов. Так же как кочевникам абсолютно чужды некоторые форматы частной собственности, так и крестьянам непонятен смысл зимних и летних пастбищ, тысячелетия лежавший в основе хозяйственного уклада народов Великой степи. Также очень важно понимать, что кочевая культура по сути своей не более отсталая от культуры земледельческой — она просто принципиально другая. И даже то, что кочевая культура однозначно представляет собой тупик с точки зрения шанса на развитие современной цивилизации, не делает ее менее эффективной в конкретных природных условиях. И уж тем более не делает более глупыми и дикими людей, которые к этой культуре принадлежат.
Именно это расхождение и формирует то пространство мифов, в котором существует проблема «Русского мира» на севере Республики Казахстан. Наиболее распространенным и транслируемым штампом является представление о безлюдности земель Северного Казахстана, которые будто бы впервые заселялись русскими, а потом в силу стечения обстоятельств или злого умысла советских политиков были «подарены» Казахстану. Подобную идею, например, в очередной раз изложил в декабре 2020 года Вячеслав Никонов.
С другой стороны наличие исторически обоснованных прав Казахстана на земли этой части Степного края, жесточайшее подавление в тылу у воюющей империи казахского восстания в 1916 году и жуткий рукотворный голод среди кочевых казахов, организованный в рамках сталинской коллективизации — всё это факты. Факты, которые существуют рядом с другими фактами, важнейшим из которых является существенное преобладание в XX веке на большей части Северного Казахстана европейского населения — русских, украинцев, немцев, поляков, белорусов и других. И огромный вклад этого населения, как в настоящее хозяйственное освоение территории, так и нарушение баланса степных экосистем.
После распада Советского Союза ситуация осложнилась попытками реализации на территории Казахстана глубоко устаревшего для XXI века принципа национального государства. Говоря проще — Республика Казахстан, опираясь на политико-идеологические позиции и спрос со стороны значительной части населения, стремилось не реализовать идеи лучшей жизни и интересов для всех людей, которые волею судьбы оказались на ее территории вне зависимости от их национальности и происхождения, а создать дом для всех казахов в мире.
В итоге это привело к тому, что статистически более образованное европейское население в значительной степени покинуло территорию страны, а Казахстан получил довольно много оралманов, уровень образования и квалификации на рынке труда был существенно ниже минимальных требований. При этом, не смотря на частичную казахизацию, всё-таки права русского языка были в какой-то степени сохранены. В ином случае попытка тотальной замены русского языка на казахский привела бы не только к волнениям и невосполнимому ущербу для экономики, а к архаизации и частичной изоляции страны от заметной части мира и рынков, где русский язык является важным фактором экономики.
Дилемма между спросом на построение национального казахского государства и включенностью страны в мировую экономику Нарсултаном Назарбаевым — одним из самых умных лидеров постсоветского пространства — была решена проектом фактического трехязычия, предложенного в 2007 году. Переход на английский во многих сферах экономики и даже судопроизводства, в то же время, воспринимается в русских неоимперских кругах как очередная экспансия условного Запада против России на ее границах.
В целом в головах жителей России в отношении к Северному Казахстану царит либо дремучее невежество, либо равнодушие к этой теме, либо шовинистический национализм. Не менее сложное отношение к этой проблеме и среди русских и русскоязычных жителей Северного Казахстана. Весь постсоветский период ситуация осложнялась как эксцессами, связанными с риторикой националистически настроенные граждан с обеих сторону границ. Так и с конкретными действиями, за которые, например, был судим и отбывал срок покойный Эдуард Лимонов.
В настоящий момент в ближайшей перспективе проблема Северного Казахстана может стать важнейшей проблемой всего постсоветского пространства, как в виду того, что русские националисты получили идейную поддержку Крымом и полигон для отработки своих идей в Донбассе. Так и тем, что осознание катастрофических для России, русского народа, русского языка, русской культуры и репутации русских людей, последствий т.н. «русской весны», становится одним из ключевых трендов демифологизации современности.
Один из самых бурных процессов борьбы мифов происходил на постсоветском пространстве в странах Балтии. Прибалтика отличается от большинства других регионов бывшего СССР тем, что находилась под советским контролем на 2 с лишним десятилетия меньше. Причем именно в случае с Прибалтикой этот контроль изначально был в наибольшей степени похож на оккупацию.
При этом Прибалтика в СССР отличалась заметно более высоким уровнем бытовой цивилизованности, сравнительно более высоким уровнем жизни и разнообразия товаров массового потребления, что в условиях плановой экономики очень важный фактор. Кроме того, Литва, Латвия и Эстония были стратегически важной для СССР зоной, в которой было непропорционально много военных объектов, производств, связанных с высокими технологиями и коммуникаций, замкнутых на морских портах общесоюзного значения.
Внешнеэкономические связи СССР невозможно представить без портов Клайпеды, Лиепаи, Вентспилса и Таллина. Приморский туризм без Юрмалы и Неринги. Кино без Рижской киностудии. Маршрутные такси без РАФа. Советскую атомную энергетику без Игналинской АЭС. Экспортную нефтепереработку без Мажейкяя. Основную химию без эстонских горючих сланцев. Образование без Тартусского университета. И так далее и тому подобное.
В связи с этим именно в Прибалтике после распада Союза оказалась непропорционально большая часть населения, родившаяся не там, а приехавшая по той или иной схеме распределения. Причем это население в очень значительно степени в советское время было привилегированным и распад советской империи воспринимало в качестве геополитической катастрофы. Именно поэтому национализм русских в странах Балтии — это хаотическая смесь зачастую разнонаправленных трендов. Давайте назовем основные из них:
Во-первых, это фактическое смешение на уровне ценностей «русского» и «советского». А обоснованная, и исторически и с точки зрения банального гуманизма, десоветизация воспринимается как выпад латышских и эстонских националистов против всего русского.
Во-вторых, важнейшей проблемой для межнациональных отношений в Прибалтике становится проблема Второй мировой войны, идеологизированная и мифологическая картина которой не просто поддерживается, но активно продвигается путинской Россией. Ситуация осложняется еще и тем, что эта картина противоречит во многих случаях как семейной памяти, так и личному опыту латвийского и эстонского народов, страдания которых по вине Сталина в разы превышают страдания по вине Гитлера. Не говоря уже о конфликте со встречной идеологией и встречными мифами со стороны националистических кругов титульных наций в Латвии и Эстонии.
В-третьих, упомянутая в одной из предыдущих статей, проблема неграждан, которая усложняется еще и преобладанием интересов русскоязычного населения и прибалтийского бизнеса в связях с Россией над интересами, связанными с правом голоса и внутренней политикой независимых Эстонии и Латвии.
В-четвертых, абсолютно органичная включенность Латвии и Эстонии в европейские экономические и политические процессы, привела к огромному количеству новых возможностей для свободного передвижения людей, что не может не сказаться на форматах реализации конкретных интересов, на практике вступающих в противоречие с идеологическими штампами.
В-пятых, европейский процесс защиты местных и региональных языков, защита прав на образование на родном языке, расхождение трендов общеевропейской и национальной политики — всё это очень серьезный политический процесс, который начинает рождать совершенно новые форматы, для которых советские традиции и идеологические штампы пустой звук. Говоря проще борьба русских за свои права в рамках законодательства Евросоюза на глазах становится гораздо важнее рудиментарных амбиций погибшей из-за внутренней несостоятельности советской империи.
В-шестых, русское население Латвии и Эстонии испытывает очень серьезное идейное давление со стороны националистических и шовинистических кругов в России, которые подняли голову после Крыма и Донбасса. А сами процессы противостояния на Украине при этом показали, что подобные способы реализации конфликта ни к чему хорошему не приводят и проблемы не решают. А наоборот создают новые.
В-седьмых, текущий масштабный провал России в экономическом и геополитическом плане, не смотря на то, что и страны Балтии имеют кучу проблем, влечет за собой потерю какой бы то ни было привлекательности российского пути для жителей европейских государств.
Все эти новые процессы абсолютно логично и масштабно реализуются в Прибалтике, но до сих пор не в полной мере видны в России. Что в свою очередь может привести к новым проблемам, связанным с отрицанием реальности.
Таким образом, в этой статье, мы попробовали рассмотреть один из вариантов взгляда на мифологическое пространство «русского мира». Однако надо иметь в виду, что, во-первых, этот анализ касается только территорий русской ирреденты, а не диаспоры. А во-вторых, на этих форматах идентичность русского и русскоязычного населения не заканчивается. Каким образом на практике может реализовываться один из форматов идентичности, отличный как от ирреденты, так и от диаспоры мы рассмотрим в следующей статье.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML