Екатеринбург показывает, как власть попала в расставленную ею же самой ловушку — если бы не игнорировались все публичные инструменты согласования строительства храма, то мнение горожан было бы учтено на ранних стадиях. Руководитель аналитического отдела Тайги.инфо Алексей Мазур рассуждает о символизме протеста и его значении для всей России.
На днях я случайно включил утреннюю программу новосибирской «Телестанции МИР» и «залип» — там показывали противостояние в Екатеринбурге между полицией и протестующими из-за строительства храма в сквере.
Конечно, я видел эти кадры в интернете. Но «Телестанция МИР» всегда отличалась такой аполитичностью и отстраненностью от всего потенциально конфликтного, что сам факт эфира меня поразил больше, чем собственно противостояние. Что-то в мире меняется, подумал я.
Иногда реакция на события важнее, чем сами события. Борьба за сквер против строительства храма в Екатеринбурге — тому пример.
Непонятно, почему миллиардерам Игорю Алтушкину и Андрею Козицыну потребовалось построить храм именно в этом сквере. И почему храм, а не больницу или школу? И почему именно в самом центре Екатеринбурга?
До начала конфликта мне как жителю Новосибирска их имена ничего не говорили. Сейчас выясняется, что их компании кормят половину Свердловской области, выделяют миллиарды на благотворительность и теперь вот они решили сделать богоугодное дело и восстановить церковь Святой Екатерины, взорванной советской властью в 1930 году. Правда, не на том месте, где она была, да и проект церкви совсем не напоминает тот храм, который стоял до 1930-го.
Каким образом уважаемые, искренне верующие люди сформировали свое состояние, которое составляет теперь значительную долю экономики Свердловской области? Путем создания новых производств или путем присвоения уже имевшегося?
У каждого олигарха свой путь к успеху. И, наверное, те олигархи, которые считают, что нужно уладить дела с совестью и Богом, лучше тех, кто о совести вообще не думает. Но почему именно храм? Почему именно в сквере в центре Екатеринбурга, невзирая на протесты?
Но это и не важно. Мы имеем настойчивое, пусть и необъяснимое, желание уважаемых олигархов построить храм в одном из скверов Екатеринбурга. Мы имеем молчаливое согласие на это РПЦ (а ведь заявление иерархов РПЦ, что нам не нужен храм ценой общественного конфликта тут же разрешило бы проблему), и мы имеем содействие затее со стороны властей.
В Екатеринбурге — настойчивость и желание идти напролом. То ли инициаторы строительства более мотивированы, то ли уже полностью неизбранная (или фиктивно избранная) региональная и городская власть решила, что мнение граждан ей совершенно фиолетово. И нарвалась на спонтанный протест.
С протестом тоже много непонятного. Кто организатор? Кто лидер? Уверен, что подобными вопросами задаются как обозреватели, так и властные аналитики и правоохранительные органы. Российская политическая логика предполагает, что за протестами всегда кто-то стоит.
Логика эта проистекает из того же времени, что и состояния наших олигархов. В 90-е бурно шел процесс профанации всех общественных институтов. Олигархи вели ожесточенную борьбу между собой, скупая депутатов, СМИ и организовывая «заказные» протесты. Потому народ сегодня не верит в честность депутатов и журналистов, а власть — в стихийный протест. Но похоже, именно он и случился в Екатеринбурге.
Надо сказать, что власть последовательно делала многое, чтобы именно стихийный протест оказался ее главным и самым серьезным оппонентом. Русский бунт, пока, к счастью, в варианте «софт».
На многочисленных видео из Екатеринбурга видно, что 90% протестующих — молодые люди. Они возмущены тем, что власти, олигархи и РПЦ хотят отнять у них сквер, и они протестуют. Гуляния, обнимания сквера, песни, приковывание к деревьям, опрокидывание заборов. И стычки с «оппонентами».
Было заметно, что политические силы не ведут за собой протест, а присматриваются, как бы к нему пристроиться
Но организаторы протеста не обнаруживаются даже под микроскопом. Мало того, многие «лидеры общественного мнения» Екатеринбурга долгое время хранили молчание. Ведь с одной стороны — сквер для граждан, а с другой — строительство храма. Выберешь сквер — обидишь верующих, выберешь храм — обидишь протестующих. Было заметно, что политические силы не ведут за собой протест, а присматриваются, как бы к нему пристроиться. Об этом же говорит отсутствие политической символики среди протестующих.
Протест поддержал и организовал себя сам. Людям свойственно стремление к коллективному действию, к простой картине мира: «Мы — добро, они — зло». Молодежь ловила драйв. Протест быстро стал модным. «Где ты был, когда мы защищали сквер?»
Власть попала в выкопанную ей же самой яму. Если бы не были профанированы все инструменты согласования, то мнение горожан было бы учтено на ранних стадиях. Если бы не были подчинены все «системные политические партии», то они могли бы высказать свои возражения. Если бы не были разгромлены и репрессированы все несистемные лидеры, они могли бы возглавить и организовать протест, и с ними потом можно было бы вести осмысленные переговоры.
Но однажды возникнув, стихийный протест уже не нуждается в лидерах. Их «выявление» и последующие штрафы, задержания не дадут ничего, кроме вовлечения в протест новых людей. Вести осмысленный диалог с протестующими оказалось невозможным.
Российская власть не в первый раз в истории попадает в эту ловушку. Зачищая вокруг себя политическое пространство, власть сначала сталкивается с тем, что сама же и теряет адекватность (некому сказать правду), а затем — с тем, что ее главным и самым мощным оппонентом оказывается стихийный протест, с которым невозможно договориться.
Сотни молодых людей в Екатеринбурге получили опыт такого протеста. Они ощутили драйв, чувства единства и торжества победы в правом деле. Они будут искать повторения этих ощущений. Уже само по себе это будет большой проблемой для властей Екатеринбурга.
А в России в целом можно ожидать того, что стихийный протест будет все чаще и чаще врываться в нашу общественную жизнь. Ведь других инструментов выражения своего мнения нам почти не оставили.
Фото сайта Znak.com