Новосибирский публицист и бизнесмен Дмитрий Холявченко рассуждает о последствиях вывода войск США и НАТО из Афганистана для России и республик Центральной Азии.
История не прощает игнорирование реальности. За последние полвека нормальные политологи давно поняли, что в большинстве авторитарных, полуавторитарных и традиционно-полуфеодальных режимах говорить о «политических партиях» практически невозможно. То, что, скажем, на пространстве от Республики Беларусь до Таиланда официально называется политическими партиями, в западном смысле таковыми не являются. То, что называется «электоральным процессом», крайне далеко от выборов. А реальная политика, которой не может не существовать в любом обществе, уходит в пространство борьбы бюрократических и клановых структур за ресурсы. Или на площади, или в подполье в рамках борьбы за достоинство и долю во властном или имущественном пироге. Именно в этих сегментах и существуют реальные политические партии, которые, конечно же, так не называются, но таковыми являются, как бы это дико не звучало.
К чему все эти рассуждения? Да к тому, что когда мы касаемся проблемы Афганистана, то первым — уже отмечаемым на уровне базовой терминологии — заблуждением становится иллюзия того, что на этой узловой между Средним Востоком, Центральной Азией и «большим» Индостаном территории вообще есть государство. Если отбросить штампы, то ни наличие признанных международным сообществом границ страны, ни формальное существование центральной государственной власти не делают эту территорию государством. И весь опыт решения проблем и повседневного бытования общественных отношений на многострадальной афганской земле просто кричит именно об этом. Особенно в последние десятилетия.
Итак, чтобы разобраться, что там происходит, как это нас коснется и что сделать для того, чтобы избежать особенного изумления от сюрпризов, которые нас ждут, давайте посмотрим на то, что же собой представляется Афганистан.
Афганистан — это многонациональная и очень бедная (беднее только несколько стран Африки) территория, собранная в одну кучу в результате завоеваний и сопротивления завоеваниям. Собранная случайно и законсервировавшаяся в таком виде. Случайность вызвана сочетанием последовательных факторов, начиная от фиксации зон влияния и буферных территорий в эпоху «Большой игры» и заканчивая признанным международным сообществом принципом неизменности границ.
Границы исторических государств, находившихся на территории нынешнего Афганистана, постоянно пульсировали, менялись границы проживания этносов и способы хозяйствования людей. Пассионарная энергия выплескивалась вовне и возвращалась вовнутрь. Произошедшая к началу XX века стабилизация границ была непонятной очень многим. Да, и не реализовалась в полной мере: кочевники перегоняли стада через границу, племена могли пересекать несуществующую для них линию на карте по многу раз в месяц. И временное впадение в хаос Средней Азии, Ирана и будущего Пакистана ситуацию не улучшало.
При этом надо точно понимать, что рассматривать ситуацию в Афганистане в отрыве от событий в соседних странах невозможно. Это касается и гражданской войны в Средней Азии после распада Российской империи, и басмаческого движения, и независимости и распада Британской Индии, и исламской революции в Иране, и процессов, которые перманентно шли на западе Пакистана, включая Белуджистан, Пешавар и Зону племен.
Вообще Афганистан из-за упомянутой выше случайности территории настолько далек от представления о национальном государстве, насколько это возможно. Более того — исторически и географически север страны был больше связан с большими оазисами Средней Азии, чем с другими частями страны, и большинство населения здесь таджики и узбеки. Северо-восток — это, по сути, продолжение Памира, населенный народами, одинаковыми что по правому, что по левому берегу Пянджа. Кроме того, этот регион — Бадахшан — исторически еще и очень изолировался от всего остального мира из-за религии. Религия большинства памирских народов — это исмаилитский шиизм.
Запад, включая Герат, — это абсолютно логичное продолжение иранского Хорасана. Надо очень четко понимать, что еще 150 лет назад практически все города что российского Туркестана, что севера Афганистана — это то же самое фарсиязычное пространство, что и большая часть Ирана. Таджикский язык по обе стороны границы представляет собой диалекты фарси. И язык афганских таджиков — дари-кабули — лишь одна из литературных норм фарсиязычного пространства. И таджиков в Афганистане практически в два раза больше, чем в Таджикистане. Но при этом таджики, в отличие от большинства персов Ирана, сунниты.
В горном центре Афганистана проживает несколько миллионов хазарейцев, которые с одной стороны говорят на том же дари-кабули, что и таджики, но при этом являются шиитами и монголоидами. И не просто монголоидами, а потомками монголов, пришедших сюда в XIV веке, смешавшихся с местным населением и со временем перешедших на персидский язык.
С противоположной стороны Гиндукуша и Хазараджата этническая ситуация прямо противоположная. На крайнем юге находятся исконные кочевья ираноязычных, но очень далеких от персов белуджей, которые продолжаются на запад в иранском Сеистане и Белуджистане и на восток в Пакистане. На востоке от столицы — область проживания многочисленных и очень оригинальных нуристано-читральских народов, говорящих на языках особой ветви индоевропейской языковой семьи. Здесь же зона проживания народов дардской ветви индоарийских народов. БОльшая часть юга и востока Афганистана заселена пуштунами, которые хоть и являются, скорее всего, крупнейшим народом страны, но вряд ли представляют собой абсолютное большинство.
При этом существует достаточно распространенная, хотя и глубоко сомнительная, точка зрения, что пуштуны — это базовая титульная нация Афганистана, а Афганистан — это национальное государство пуштунов. Пуштуны — это народ (или группа народов), говорящий на юго-восточных иранских языках и обладающий особенной историей и племенными традициями. По мнению некоторых этнологов, пуштуны — это самой большой в мире народ, сохранивший родоплеменную структуру и элементы соответствующих этой структуре традиций.
При этом, говоря о пуштунах, надо иметь в виду, что кроме примерно 15 млн пуштунов, проживающих на территории Афганистан, более 40 млн пуштунов есть в соседнем Пакистане, где они представляют собой большую часть населения провинции Хайбер-Пахтунхва, Зоны племен и севера Белуджистана. В целом в мире 2/3 пуштунов живет именно в Пакистане и около четверти на территории Афганистане.
Пуштуны — мусульмане-сунниты. Однако интересно, что исторически и традиционно основным сводом законов в пуштунских племенах был не шариат, а гораздо более жесткий и архаичный неписанный Пуштунвалай. Так, в отличие от шариата, наличие свидетелей в некоторых случаях (таких, скажем, как супружеская измена), не требуется, достаточно только слухов. В этой норме закрепляется как раз родоплеменная ответственность у народов, весьма далеких от базовых гражданско-правовых отношений. Другим ярким примером архаичности и жесткости неписанного свода правил пуштунов является практически полное отсутствие у женщины — включая вдову — права хоть на какое-то имущество. Применение Пуштунвалай вовсе не значит, что в пуштунских племенах не применяются и нормы шариата, но в подавляющем большинстве случаев пуштунский национальный свод законов является приоритетным.
При этом, в отличие от исламского права, пуштунский свод законов и кодекс чести содержит довольно большой пласт истинно демократических традиций, включающих в себя традицию джирги — совета, на которой каждый свободный член племени может откровенно высказаться. Более того — можно даже сказать, что сам формат создавающегося при смене власти учредительного собрания зашит в массовое сознание афганцев. Именно поэтому в начале XXI века так легко было созвать Лойя-джиргу — всеафганский земский собор, и его решения были действительно актуальны для подавляющего большинства населения.
Пуштунвалай также лежит в основе процесса так называемой «пуштунизации», когда соседние народы добровольно или принудительно ассимилируются. При этом надо понимать, что экстремистское и террористическое движение «Талибан» (запрещено в Российской Федерации) — это не просто исламистское, но и в основе своей пуштунское националистическое и даже (например, по отношению к хазарейцам) расистское движение. Его успех и явный выигрыш в конкурентной борьбе за «умы и души» радикалов у «Аль-Каиды» (организация запрещена в Российской Федерации) и «Исламского государства» (организация запрещена в Российской Федерации) на территории Афганистана должен объясняться и этими особенностями.
Говоря же о военных действиях в Афганистане, очень важно помнить, что применительно к этой территории война — это не разовое явление, а процесс и даже отчасти образ жизни. При этом современный цикл войн, запущенный советским вмешательством в конце 70-х годов XX века, отличается от предыдущих этапов гражданских войн, межклановых и межплеменных столкновений, народных восстаний и их подавлений лишь масштабами и форматом применения современного вооружения, степенью участия в конфликте других стран и военно-политических блоков. Также нельзя оставлять вне внимания и глубину вовлеченности современного Афганистана в процессы глобализации и мирового разделения труда, будь то производство наркотиков, международный терроризм или использование страны в качестве полигона для испытания новых систем вооружений.
С другой стороны, нельзя не отметить, что сама жизнь в условиях образа жизни, включающего в себя перманентные военные действия как одно из ключевых звеньев, не позволяет начать в обществе хоть дискуссии о важных вопросах мирового информационного дискурса. Начиная от вопросов строительства государства и заканчивая проблемами базовых прав человека, включая признание политических, экономических и социальных прав женщин.
И ситуация тем сложнее, что достаточно гибкое и адаптивное к постоянному разрушительному воздействию бесконечной войны афганское общество очень хорошо вписалось некоторыми своими основными сегментами в мировые процессы и их образ жизни вполне, с их точки зрения, обеспечен экономически. Это касается и крестьянина, выращивающих опийный мак, и солдата афганской правительственной армии, зарплата которого идет из источников международной помощи стране, и боевика, берущего подряды на совершение те или иных операций. Хоть террористического, хоть охранного характера.
С другой стороны, и динамичность современных мировых событий подстегивает высокую адаптивность как политических и военных, так и социально-экономических процессов на территории страны. Периодичность же иностранного вмешательства в историю гражданской войны в Афганистане только подчеркивает и усиливает характерную для истории этой страны пульсацию процессов. Важнейшим фактором вовлечения афганских военных действий в мировые процессы в этом веке была американская внешняя и, как это на порядок в случае с этой страной важнее, внутренняя политика США. Давайте посмотрим внимательнее на историю ее применения на многострадальной территории, рассматриваемой нами сегодня.
США вмешались в афганский конфликт сразу же после 11 сентября 2001 года в последний момент перед окончательной победой движения «Талибан». «Северный альянс» был загнан в Бадахшан, в хазарейских горах остается только партизанское сопротивление, а лидер афганских узбеков генерал Дустум эмигрирует в Узбекистан. «Лев Пандшерского ущелья» и символ афганских моджахедов времен советского вторжения Ахмад Шах Масуд убит террористами-смертниками буквально за 2 дня до ударов Аль-Каиды по Всемирному торговому центру в Нью-Йорке и зданию Пентагона в окрестностях Вашингтона.
При этом в соседнем Таджикистане только что формально закончилась гражданская война, а в Пакистане правительство откровенно говорит, что не контролирует не только Зону племен, но и части соседних провинций. При этом, по подсчетам Госдепартамента США, в 1998 году от 20% до 40% солдат в армии «Талибана» были пакистанские пуштуны. Сам Пакистан — бедная коррумпированная страна с населением под 200 млн человек и обладающая ядерным оружием — незадолго до этого пережила военный переворот. И его во многом признало международное сообщество.
Администрация Билла Клинтона не имела твердой позиции по войне в далекой азиатской стране. Первые попытки негласной поддержки «Северного альянса» начались со вступление в должность президента США Джорджа Буша-младшего. После терактов 11 сентября «Талибан» публично осудил акцию, организованную под контролем Усамы бен Ладена. Однако в ответ на ультиматум администрации Джорджа Буша выдать свеженазначенного «террориста № 1», закрыть все лагеря по подготовке террористов и предоставить США доступ к тренировочным лагерям движения, талибы ответили отказом. Основная мотивировка заключалась в том, что сын саудовского миллиардера, бывшего на тот момент одной из ключевых фигур в цепочке финансирования и снабжения «Талибана», находится под защитой законов гостеприимства Пуштунвалай.
В то же время, именно с именем Усамы бен Ладена связан не просто переход финансирования и снабжения «Талибана» на новый уровень, но и создание на территории Афганистана настоящего террористического интернационала. Признание «Талибана» законной властью Саудовской Аравией, ОАЭ и Пакистаном только усиливало эффект, а участие нефтяных денег из арабских стран Персидского залива в оплате подготовки и вооружения террористов запутывало проблему. Что касается лагерей по подготовке террористов, созданных «Аль-Каидой», то характерно, что лишь небольшая часть их курсантов использовалась для собственных нужд, в то время как большая часть мобилизовывалась талибами.
Уже 14 сентября Конгресс дал президенту право использовать вооруженные силы против террористов и после продолжительный и безрезультатных торгов с талибами и локальных операций ЦРУ 7 октября начались авиаудары и наземные операции США и Соединенного Королевства. В ночь на 12 ноября пал Кабул, а 7 декабря первая столица «Талибана» — Кандагар. Однако большая часть войск «Талибана» не попала в плен, а ушла в подполье, на территорию Пакистана, или начала партизано-террористическую борьбу.
В декабре лидеры афганцев подписывают Боннское соглашение о начале строительства государственной власти в Афганистане и созыве Лойя-Джирги. 20 декабря 2001 года Совет Безопасности ООН создает Международные силы содействия безопасности (ISAF) для Афганистана, в основе которых находился военный контингент стран НАТО. На пике — в 2012 году численность ISAF в Афганистане достигла 130 тысяч человек. Но даже в этом случае плотность миротворцев на душу населения в разы уступала соответствующему показателю в других горячих точках планеты.
При этом очень важно понимать, что военная и гражданская администрация Афганистана держалась исключительно на штыках иностранных солдат, и деятельность афганских властей была в первую очередь направлена на обеспечение поддержки, снабжения и логистики военного контингента. А до 2008 года ISAF, прекрасно понимая роль выращивания опийного мака для беднейших крестьян, вообще никак не боролась ни с производством наркотиков, ни с наркотрафиком. За это время производство афганского героина выросло в разы, и он стал важным фактором и для безопасности США. При этом большинство посевов мака было расположено в пуштунских районах, где под эту культуру было заняты сотни тысяч гектаров.
В 2006 году, после терактов в мадридском метро и отказа ряда стран, включая ключевую на раннем этапе Испанию, от участия в операции, США берет под свой контроль военное командование в ISAF. А в 2014 году официально прекращена боевая операция НАТО, и США стали осуществлять операцию самостоятельно.
При этом параллельно, начиная с 2003 года, развивается американское военное присутствие в Ираке, который и становится основной ареной военных действий в информационном пространстве, и Афганистан отходит на второй план. Однако, в отличие от Афганистана, в Ираке новая власть в той или иной степени приобрела институциональный характер. И большая часть ресурсов для комплектования армии и полиции имели внутреннее происхождение. Безопасность же Афганистана всегда носила оккупационный характер.
После прихода к власти администрации Барака Обамы, большая часть американских войск была выведена из Ирака. Что касается Афганистана, то с 2009 года США в разы увеличивают здесь воинский контингент и создают распределительную сеть на территории постсоветского пространства (Россия, Узбекистан, Киргизия). К 2010 году численность американских войск в Афганистане превышает численность их войск в Ираке. Однако при этом к 2009 году и талибы полностью восстанавливают свою численность.
В 2011 году «Талибан» пытается штурмовать Кандагар, американцы уничтожают Усаму бен Ладена, ухудшается ситуация в Пакистане, США признает Афганистан одним из основных военных партнеров вне НАТО и при этом начинает вывод войск. К 13 июня 2013 года правительству Хамида Карзая была полностью передана ответственность за безопасность в стране. После 2014 года вывод американских войск усиливается, к операциям начинают привлекать частные охранные организации, а «Талибан» начинает контролировать уже множество сельских районов.
К началу 2019 года под контролем талибов находилось уже более половины территории страны, а президент Ашраф Гани оценивал количество жертв среди афганских сил безопасности в 45 тыс. человек только за 2014–2015 год. Одновременно 29 февраля 2020 года США и «Талибан» подписали мирное соглашение, включающее в себя обмен пленными и вывод американских войск в течение 14 месяцев. Афганское правительство было оставлено вне переговоров и, по сути, брошено американским правительством.
В настоящий момент процесс вывода американских войск продолжается и будет окончательно по плану завершен 31 августа 2021 года. Президент Джозеф Байден — уверенный сторонник вывода войск из региона. Он неоднократно утверждал, что американская безопасность из-за этого не пострадает. Лето 2021 года и сводки с фронтов скорее свидетельствуют о победном шествии движения Талибан и разрушении последних возможностей официальных властей Афганистана контролировать ситуацию. К 9 июля группировка контролировала уже 85% территории страны, включая большую часть городов и пограничных переходов.
С конца июня появляются первые новости об отступлении частей правительственных войск на территорию соседних государств, включая страны Средней Азии. Беженцы из гражданского населения появились еще раньше. Для России ситуация в Афганистане имеет наибольшее значение в первую очередь с точки зрения влияния конфликта на ситуацию в странах Центральной Азии. Давайте остановимся на этой теме поподробнее.
Туркестан, который Российская империя захватила во второй половине XIX века, никогда не имел такой жесткой южной границы, отделяющей его от территорий нынешних Ирана и Афганистана. Более того — север нынешнего Афганистана до хребта Гиндукуш представлял с точки зрения европейцев прямое продолжение Туркестана и на протяжении длительного времени входил в состав Бухарского эмирата или пуштунской Дурранийской державы. Лишь после того, как в 60-70-е годы XIX века Бухарский эмират попал под контроль Российской, а эмират Афганистан под контроль Британской империи, граница по Пянджу и Амударье стала приобретать черты той границы, которая воспринимается таковой европейцами.
Однако вся история охраны среднеазиатской границы конца XIX-первой половины XX века изобилует яркими страницами массового нарушения государственной границы, начиная от попыток перегона на выпас скота и заканчивая операциями, связанными с бандитским движением в широком смысле и с басмачеством в узком.
Даже сама история антибольшевистского повстанческого движения 20-30-х годов напрямую исходит не столько из причин, заложенных внутри региона, сколько из особенностей тесной связи Средней Азии с широким кругом азиатских государств, начиная с Турции и Ирана и заканчивая Афганистаном и Китаем.
Афганское правительство вмешивается в гражданскую войну в 1918–1920 годах на территории Средней Азии. Один из лидеров младотурок Энвер-паша закончил свою жизнь на территории нынешнего Таджикистана в 1922 году, а один из самых ярких лидеров моджахедов конца 20-х годов Ибрагим-бек активно действовал как против советского правительства в Средней Азии, так и против афганской королевской власти. Деятельность Ибрагим-бека очень хорошо подчеркивает не только единство этих территорий, но и общие политические и культурные традиции. При этом ситуация с проницаемостью границы действовала в обе стороны.
Не очень известна широким кругам интервенция в 1929 году советского отряда в несколько тысяч человек под предводительством предводителя «Червоного казачества» Виталия Примакова в Афганистан для восстановления власти короля Амануллы-хана и ликвидации баз басмачей на территории соседней страны. И хотя король сбежал, за короткий промежуток времени был оккупирован практически весь север Афганистана и разгромлены отряды Ибрагим-бека. Рейды РККА на территорию Афганистана продолжались и в 1930 году. А в 1931 году и сам Ибрагим-бек был пленен на территории нынешнего Таджикистана спецотрядом ОГПУ и расстрелян.
Последние осколки движения, относимые к басмаческому, отмечаются практически до конца Второй мировой войны. Некоторые из них в 1939–1942 году были напрямую связаны с абвером.
В послевоенное время и вплоть до середины 70-х годов, когда в Афганистане были проведены значительные модернистские реформы, а в советской Средней Азии коренным образом изменился образ жизни, ситуация в регионе была относительно спокойна. И это спокойствие сначала было нарушено переворотом Дауда 1973 года и впадением Афганистана страшнейшую войну, которая длится до сих пор.
Военные действия на другом берегу Пянджа и Амударьи не могли не сказаться на ситуации в советской Азии, а участие огромного количества советских граждан в интервенции в Афганистан на отношении к войне и умении воевать. Более того, гражданскую войну в Таджикистане, начавшуюся в 90-е годы, невозможно рассматривать в отрыве ни от афганской войны, ни от экономических и социальных последствий наркотрафика, ни от нарастающего религиозного экстремизма. А возникший после вывода советских войск из Афганистана вакуум власти является, безусловно, главной основой всех последующих событий.
Ситуация в среднеазиатском регионе усложняется еще и тем, что если Туркменистан проводит изоляционистую позицию, а Узбекистан является крупным развивающимся рынком, то ситуация в Киргизии и приграничном Таджикистане не так далека от оценки этих стран как несостоявшихся государств. При этом нарастает напряжение между странами, находящимися в верховьях крупных рек Центральной Азии и настроенными на производство гидроэлектроэнергии, и странами, расположенными на равнинах, где эти реки используются для орошения.
Криминал и коррупция, связанные с транзитом афганского опия, и экспорт исламского экстремизма ситуации тоже не облегчает. Баткенская война 2003 года, регулярные попытки вооруженных групп прорваться через таджикско-афганскую границу, деятельность Исламского движения Узбекистан и других экстремистов — все это складывается в общую картину региона, находящегося на грани возможных потрясений.
Однако и однозначно считать, что война в соседнем государстве так легко выплеснется в соседнее государственное пространство нельзя. В настоящий же момент очень возможная победа «Талибана» и крушение государственной власти у южного соседа — это сильнейший вызов для среднеазиатских государств, которые не смогут существовать дальше, не переориентировав приоритеты на внешнюю и внутреннюю безопасность. Не говоря уже о сохранении или консервации совместных с афганским правительством коммуникационных и инфраструктурных проектов.
Однако важнейшим фактором с точки зрения геополитики применительно к Средней Азии в ближайшее время станет фактор возможной нестабильности региона и усиление восприятия его репутации нестабильного. Все это не может не привести к сокращению (или даже уходу) иностранных инвестиций, росту безработицы, отложенным решениям и затягиванию выбора приоритетных для экономики проектов. Именно этот фактор и окажет влияние и на Россию.
Россия, несмотря частичный демонтаж военного и экономического присутствия в странах Центральной Азии, тем не менее, остается одним из ключевых геополитических игроков в регионе. В еще больше степени сохраняется культурное и даже цивилизационное присутствие русского языка в бывших республиках СССР и даже в некоторой степени в Афганистане. Учитывая все это, перед российской внешней политикой стоит даже целый комплекс взаимосвязанных проблем, которые возникают или возрождаются в связи с коллапсом государственной власти в Афганистане и ухода американцев. Для простоты необходимо выделить следующие группы проблем:
1. Социально-экономический блок связан с рисками (и страхами) для жителей Узбекистана, Таджикистана и Киргизии того, что афганская война вырвется на просторы Средней Азии. В этой ситуации Россия (и в меньшей степени Казахстан) — это те государства, которые примут максимальное количество не только беженцев, но и переселенцев. К этому вынудят причины, связанные с экономикой. Сходный опыт Европы в связи войной в Сирии и Ливии все отлично помнят.
2. Проблемы, связанные производством и транспортировкой наркотиков. В масштабах, генерируемых афганскими производителями опия-сырца, фактор наркомафии и созданной ей коррупции становится важным политическим фактором не только для бедных среднеазиатских государств, но и для всей цепочки стран, занятых в транзите. Включая Россию. Дестабилизация в Афганистане усугубит проблему. Здесь главной причиной является не форма власти, а бедность населения.
3. Проблемы, связанные с безопасностью, включая необходимость принятия решения в рамках ОДКБ, членами которой являются Таджикистан и Киргизии. Проблема возможной необходимости выполнении союзнических обязательств впервые встала в полную силу осенью прошлого года во время войны в Нагорном Карабахе. Тогда удалось избежать постановки вопроса ребром. Но в случае вторжения войск «Талибана», скажем, на территорию Таджикистана, возможности для маневра у России будет не так много. А выбор между вмешательством в полноценный военный конфликт и роспуском ОДКБ на данный момент не устраивает ни военное, ни внешнеполитическое ведомства ядерной державы.
4. Проблемы, связанные с распространением исламского экстремизма, которые, как показывает опыт, всегда усиливаются после относительных побед той или иной террористической группировки. Но здесь надо учитывать и все предыдущие факторы, связанные с перемещением большой массы лиц, бытовой безопасностью на улицах и многое другое.
В целом же — текущая ситуация в Афганистане и на его границах — это одно из самых серьезных общественно-политических и социально-экономических событий в истории современного мира. И одним из элементов в осознании этого должно стать признание непревзойденности рисков, которые общества и страны создают одним лишь бездействием и игнорированием реальности. Свойство же при этом наступать на одни и те грабли и каждый раз учиться исключительно на своих ошибках стало, кажется, непременной и неотъемлемой способностью любого — хоть западного, хоть восточного государства.
Ну, и, конечно же, вычленять в бурном информационном потоке то, что действительно важно по любому новостному событию — это чуть ли не самая главная задача из области повышения уровня культуры современного человека.
© 2024, «Новости на вечер». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковых систем гиперссылка на ukkbs.ru обязательна. * 
* XML, HTML